Оно было розовым и опухшим от слез. Хэнк взглянул вниз, пожал плечами и продолжал идти. Через некоторое время он вздохнул:
– Да, дорогая, судьба сдала тебе двойки.
К тому времени, когда они добрались домой, Маргарет успокоилась. Она все так же прижималась к нему, но не двигалась. Ей хотелось, чтобы он продолжал держать ее крепко, ей было очень уютно в его объятиях. Можно было ни о чем не думать, не пытаться быть совершенной, а, напротив, позволить главенствовать чувствам. Пускай неясные ей самой желания руководят ею, хотя бы сейчас.
В хижине было прохладно, царил неясный полумрак. Хэнк потихоньку ослабил руки, и она соскользнула на пол, но по-прежнему обнимала его за шею, а он поддерживал ее за талию. Он тяжело дышал, но не двигался.
Она не станет, не может больше бороться. Она устала сражаться с тем, чему в душе и в сердце она не хотела больше противоречить, пускай даже рассудок осуждает эти чувства. Она взглянула ему в глаза, теряясь в догадках, что он собирается делать, но не смогла прочесть ответ. Маргарет почувствовала, что в нем тоже идет напряженная, нелегкая борьба. У него даже руки дрожали. Она шепотом назвала его по имени. Он на какое-то мгновение закрыл глаза, потом со вздохом снял ее руки со своей шеи, подержал их в ладонях. Хэнк смотрел куда-то поверх ее головы, и по глазам невозможно было понять, о чем он задумался. Она склонила голову ему на плечо.
– Что мы будем делать?
Хэнк отпустил ее и отстранился.
– Я ухожу.
– Что?
Он сделал шаг назад и отвернулся. А она уставилась ему в спину. Через какое-то мгновение он был уже в дверях.
– Я ухожу. – Хэнк стоял неподвижно, освещенный лучами вечернего солнца. Он был пугающе велик, занимая весь проем двери, как портрет без рамы.
Маргарет видела, что Хэнк находится в огромном напряжении, дышит прерывисто и смотрит в сторону.
– Почему ты уходишь?
После неловкой паузы он взглянул на нее.
– Потому что на этот раз я не собираюсь брать то, что хочу.
– Почему нет? – прошептала она.
– Потому что на этот раз все слишком серьезно.
Маргарет сидела одна в темной хижине, обхватив голову руками. Она пыталась доказать себе, что это неправда. Что она ничего не чувствует. Но она не могла лгать больше ни себе, ни ему. Она остро переживала свою незащищенность и заброшенность. Сердце ее кровоточило. Вдруг ей послышался какой-то шорох, и сразу же глаза ее с надеждой обратились к двери. Его там не было. Там никого не было. Но он стоял у нее перед глазами так или иначе. Высокая красивая фигура на фоне лучей заходящего солнца. Образ посланного на землю ангела. Но она знала его именно таким, каким он был на самом деле. Не ангел, а сплошная сердечная боль.
Каждый вечер Хэнк ходил купаться. Он вынужден был плавать до изнеможения. Это был единственный способ, чтобы заснуть ночью. Он переплывал лагуну бессчетное число раз. Это охлаждало немного его голову. Освежало тело и успокаивало жар в крови, с которым он не мог справиться первый раз в жизни, и ему это страшно не нравилось.
Смитти избегала его. Подумав, он решил, что это к лучшему. Последнее время, когда он был свободен, он только и делал, что наблюдал за ней.
Наблюдал, как она разжигает костер, как обугливает на нем еду, бегает за Аннабель, разговаривает с Теодором и Лидией.
Взяв с нее пример, он даже прокрался к бассейну, пока она там купалась, и смотрел за ней в щелочку между камнями. И хотя он видел практически только ее силуэт, неясную тень в воде, он пришел к выводу, что это слишком сильное для него испытание. После этого случая Хэнк позволял себе смотреть, как она сушит волосы на солнце, но даже это зрелище било ему по нервам. Как она была хороша!
Однажды он увидел, как она бродит по пляжу, пишет веточкой какие-то слова на песке. Когда Маргарет ушла, он попытался их прочитать. Это была цепочка слов, не очень-то связанных по смыслу, как ему представлялось. «Болезнь, разум, сердце, Хэнк, поцелуй, нет, почему».
Он только понял, что она переживает то же самое, что и он.
Хэнк и сам точно не знал, как относиться к смятению своих чувств, поэтому он и плавал каждый вечер. А иногда, не в силах уснуть, опять шел на пляж среди ночи, опять плавал, одевался и возвращался в хижину.
Было уже далеко за полночь. На западе свесилась низкая луна. Он зашел в дом, закрыл за собой дверь и посмотрел на гамак Смитти. Но там никого не было. Хэнк принялся осматривать хижину, не успев привыкнуть к темноте. Наконец он различил контуры ее тела на полу, на самодельных циновках, в той части хижины, которую он недавно построил, там, где стояла кровать Аннабель.
Хэнк на цыпочках бесшумно подошел к ним. Она спала на боку, а на ее руке, спиной к ней, пристроила головку малышка. Другая рука Смитти обнимала Аннабель, как будто хотела чувствовать биение сердца ребенка.
Какое-то незнакомое чувство охватило Хэнка. Смущенный, он стоял, продолжая любоваться ими, и пустота, всегда томившая его, каким-то чудесным образом заполнилась. Затем он взглянул на Теодора и Лидию. Они тоже спали глубоким сном. Переведя взгляд на Смитти, он вдруг вспомнил, что всю жизнь его удивляло, как это и почему людям хочется рожать детей, давать им жизнь. Он никогда раньше не мог себе этого представить. Только сейчас он начал понимать.
Глядя на них в темноте, он осознал, что знает их гораздо лучше, чем всех людей, вместе взятых, с которыми сталкивала его судьба. Раньше у него не было ни времени, ни особого желания. Он как будто слышал властный призыв и не понимал, что с ним происходит. Хэнк не мог перестать смотреть на них. Он не знал, сколько времени так простоял.
Но наконец лег, вытянулся, заложил руки за голову и уставился в потолок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97