По первой или по второй причине — Адам знал, что успел заслужить в округе репутацию заправского сердцееда, и хотя понимал, что не очень-то ее заслуживает, тем не менее находил это приятным.
Совсем по-другому относилась к этому его мать. Как только Адам стал достаточно взрослым, она не упускала возможности напомнить ему, что он ее единственный сын и что его прямая обязанность привести в дом невестку и нарожать внуков. Для нее были нестерпимы завистливые взгляды других мужчин, их лукавые перемигивания и похлопывания по плечу после очередных похождений в поселке, служивших причиной их приподнятого настроения и тайной гордости. Всякий раз его возвращение домой завершалось одинаково: отец улыбался с нарочито безмятежной миной, а мать горячо старалась внушить сыну свою точку зрения.
— Адам, я уже начинаю думать, что ты так никогда не остепенишься и не обзаведешься семьей и хозяйством! Милый, пожалей хотя бы нас с отцом. Я бы хотела увидеть своих внуков, прежде чем умру.
Даже теперь Адам болезненно морщился, вспоминая эти слова, продиктованные женской интуицией, хотя прежде всякий раз весело смеялся, обнимал мать и кружил по комнате.
— Даю тебе слово, мама, я обязательно об этом подумаю!
Ах, как бы ему хотелось, чтобы на этом его воспоминания заканчивались и не пришлось переживать снова и снова ту боль, что терзала его уже больше года — с того дня, когда он в последний раз побывал у родительского дома. В ту зиму выдался на редкость тяжелый охотничий сезон, к тому же Адам устал от одиночества и захотел вволю полакомиться материнской стряпней и насладиться своеобразным юмором отца. Он еще не успел добраться до родного порога, когда почувствовал запах гари и тошнотворную вонь разложения. Адам бежал что было сил, он едва не задохнулся, сделав последний рывок, и все же опоздал, опоздал на несколько месяцев. Во дворе, рядом с развалинами их дома, лежало то, что осталось от его родителей, — и даже теперь можно было догадаться, что с изуродованных черепов были содраны скальпы.
Адаму до сих пор становится не по себе, когда он вспоминает об этом. Он один похоронил родителей и на свежей могиле поклялся отомстить за них. Он позаботится о том, чтобы французы получили сполна за то, что настраивали, провоцировали индейцев на набеги и убийства британских поселенцев, лишь бы вернуть эти земли Франции. Много ли они заплатили этим дикарям за пару седых скальпов? Хотя прошло уже больше года, острота потери не притупилась, и жажда мести стала сильнее.
Адам почувствовал нервную дрожь, и его сильное, мускулистое тело аж передернуло, когда он вспомнил, что так и не сумел вовремя сообщить в форт Уильям Генри о том, что французы готовятся к атаке. Причиной была неуемная ревность капитана Моро. Заподозрив, что его жена испытывает слишком горячий интерес к симпатичному Адаму, француз запер его в камере вместе с другими «опасными» пленными — до самого начала штурма. Адам получил свободу и смог благополучно убраться из форта лишь благодаря мольбам прекрасной Мари. И вот теперь, когда до форта Уильям Генри осталось каких-то два дня пути, у него не хватало решимости поторопиться, чтобы воочию увидеть результат собственных неудач.
Резкое движение в соседних кустах мигом заставило бывалого охотника насторожиться. Он медленно потянулся за ружьем, лихорадочно соображая, что ни индейцам, ни французам здесь делать нечего: объединенный отряд должен быть в другой стороне, либо на пути к форту Карильон, либо к форту Эдуард. Но тогда кто же это мог быть?
Держа палец на спусковом крючке, Адам весь превратился в зрение и слух, как вдруг раздался короткий крик, и женский голос завизжал:
— Она кусается! Кусается! — И на прогалину выскочила миниатюрная фигурка.
Адам моментально вскочил, решив, что перед ним девочка. Но откуда здесь взяться девочке?
Она тихо причитала:
— Нога, моя нога…
Осмотрев ее ногу, Адам обнаружил над лодыжкой след змеиного укуса. Из ранки сочилась кровь, а вокруг уже образовалась красная опухоль. Он на секунду оставил девочку и тут же вернулся с ножом, которым решительно сделал крест-накрест два надреза. От боли девочка дернулась, вцепилась в его густые светлые волосы, а Адам наклонился, припал ртом к ране и стал отсасывать яд. Не обращая внимания на то, что маленькие кулачки молотят его по чему попало, он раз за разом набирал в рот горькую, смешанную с ядом кровь и выплевывал ее на траву. Удары по спине и плечам ослабели и совсем прекратились — девочка потеряла сознание. То ли от боли, то ли от змеиного яда.
Адам оторвал от нижней юбки полоску ткани и перевязал рану. Затем он подхватил на руки безвольное тело и направился к озеру.
На берегу Адам оторвал от безнадежно испорченной нижней юбки еще кусок, намочил его в холодной воде и стал обтирать девочке лицо. Скоро она пришла в себя — распахнула огромные синие глаза и испуганно уставилась на своего спасителя. Потом бедняжка отвернулась, и Адам увидел ужасную рану на затылке — такую можно было нанести сзади чем-то широким и острым, скорее всего томагавком. В следующий миг несчастная снова потеряла сознание. Адам был поражен. Не может быть, чтобы девчонка добралась сюда прямо из… нет-нет, ведь до форта еще целых два дня пути! Не желая тратить время на догадки, Адам принялся осторожно выбирать из спутанных волос комки грязи и запекшуюся сгустками кровь, чтобы хоть немного прочистить рану.
Девочка так и не пришла в себя, пока он старательно очищал волосы и, достав из мешка мыло, промывал рану водой. Потом Адам сделал компресс из целебных трав, о качествах которых когда-то узнал от индейцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112