А нашему па объясним, что тебе хотелось ощутить себя в безопасности – и ты добивалась этого единственным доступным тебе способом Он, конечно, рассердится, но рано или поздно поймет. И снова полюбит тебя, вот увидишь. Но давай сейчас…
– Нет, Гарет, пожалуйста, отпусти меня! Я пришла сюда не за этим! Я просто хотела поговорить…
Она сопротивлялась так настойчиво, что Гарету волей-неволей пришлось отстраниться. Как всегда, при виде ее красоты горло пересохло, а мысли понеслись каким-то странным галопом. Растерянная, измученная, она тщетно пыталась подавить дрожь, сотрясавшую всю ее хрупкую фигуру, и безжалостно кусала в кровь губы, не зная, с чего начать.
– Гарет… я… я хотела только поговорить…
– Но мне сейчас не до разговоров, – резко возразил он и попытался снова прижать ее к себе, но снова натолкнулся на решительный отпор.
– Гарет. неужели ты так и не поверил мне? Я думала…
– Гак вот зачем ты подкараулила меня нынче ночью, Анжелика? – Он сам не заметил, как схватил ее за плечи и стал трясти что было сил. – Тебе хотелось удостовериться, что и мне удалось заморочить голову… – Он горько рассмеялся. – Черт побери, а я то вообразил… – Его смех стал еще более уничижительным – так же, как и слова: – Я вообразил, будто ты хочешь меня так же, как я – тебя. Я вообразил, что ты признаешься во всем, пока не пришло письмо от священника, что ты попросишь меня пойти вместе с тобой к отцу и…
– Гарет, я не лгала! Поверь мне. Я сама не понимаю как, но…
– Нет! Ты снова лжешь! – Гарет оттолкнул умоляюще протянутые к нему руки и грубо схватил ее за подбородок. – Скажи, Анжелика, что ты чувствуешь в моих объятиях? Разве твое тело не кричит от желания слиться с моим? Тебе не хочется, чтобы я прижал тебя к себе, и ласкал, и целовал… Тебе не хочется отдаться мне… заняться со мной любовью… почувствовать, как я войду в тебя… как заполню тебя целиком… как мы превратимся в единое целое?..
– Гарет, пожалуйста. – Анжелику била крупная дрожь. В кристальной глубине серебристых глаз читалась лишь мольба. – Гарет, я так хотела поговорить с тобой, чтобы ты мне поверил. Ты так разгневался… ты, наверное, возненавидел меня. Я чувствовала эту ненависть в каждом твоем взгляде. Но я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.
– Чего же ты хочешь, Анжелика? Скажи мне наконец! Наверное, я должен полюбить тебя… братской любовью? – Гарет не удержался от издевательского смеха. – Не выйдет! Зря тратишь время!.. – Неожиданно он подхватил ее и прижал к напряженным, переполненным желанием чреслам. – Это совсем не братская любовь… – прохрипел он. – и тебе в жизни не убедить меня, что я бы не почувствовал, что ты – моя сестра! Нет, милая, ты была и останешься Анжеликой Родриго, моей маленькой шлюхой.
И он стал жадно целовать Анжелику, которая принялась изо всех сил отбиваться и даже пыталась царапаться и кусаться, чтобы обрести свободу. Гарет. ошарашенный столь неистовым отпором, слегка отстранился, но не выпустил свою жертву, пока та не выбилась из сил и не затихла. Ее лицо повлажнело от слез, а в глазах по-прежнему светилась мольба.
– Гарет. пожалуйста, поверь мне! Пожалуйста! Что бы ни написал падре Мануэль, какой бы ни оказалась правда – я не лгала тебе! Видения становятся все более понятными. Я вспоминаю все больше с каждым днем, и я…
– Нет! Ты ничего не вспоминаешь! Ты выдумала все от начала до конца! – Гарет отчаянно затряс головой: он сам испугался не на шутку. – Не проси меня поверить, Анжелика, потому что…
– Тебе придется поверить ей, Гарет. – Оба резко обернулись в ту сторону, откуда внезапно прозвучал голос Джонатана Доусона. – Потому что она говорит правду.
Наступила тишина, и Гарет понял, что спорить далее бесполезно. Он неохотно отпустил Анжелику и скрипнул зубами от ярости: отец тут же обнял ее за плечи и повел прочь. В тот же миг с утроенной силой навалилась давившая усталость. Вяло качая головой, он с сочувствием глянул на отца:
– Па, ты ведешь себя чертовски глупо. Когда придет письмо от священника, ты сам что поймешь, но так и быть, я не стану напоминать, что предупреждал тебя об этом. Дьявольщина – мне не с кем поговорить в этом доме! Никто не желает меня слушать…
Гарет позволил себе на прощание еще раз взглянуть на Анжелику, на залитые слезами щеки, на искусанные в кровь губы. Он поймал ее взгляд и безмолвно взмолился: «Почему, Анжелика?! Я обещал, что стану твоим синим бархатом. Почему ты не хочешь.»
Невнятно пробормотав что-то вроде «доброй ночи», Гарет развернулся и направился к лестнице на второй этаж. Придется потерпеть еще немного, пока он получит возможность до конца объясниться с Анжеликой. Он скажет, что готов стать ее синим бархатом и быть ее опорой и защитой до конца своих дней. По правде сказать, больше ему ничего и не нужно от жизни.
– Ты ведь понимаешь, что это значит, правда, па? Джонатан Доусон оторвался от чтения недавно полученного письма и посмотрел на обеспокоенное лицо сына. Юноша, который привез послание от комитета безопасности, стоял возле них.
– Сомнений нет – это война.
– Чертовски верно, сэр! – Неожиданное восклицание, вырвавшееся у Денниса Фэрклоу, сына их соседа и добровольного курьера комитета, заставило помрачнеть обоих Доусонов.
– Не сказал бы, что меня это радует, особенно в свете наших нынешних обстоятельств.
– …не раньше и не позже… – пробормотал Гарет, кивая в знак согласия. Ему вовсе не хотелось покидать ранчо, пока не прояснится ситуация с Анжеликой. Скорее бы уж пришло письмо от падре Мануэля… Он заставил себя сосредоточиться на беседе между Джонатаном и чрезвычайно оживленным молодым человеком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140