Джейсон перевел дух не менее шумно – но тут же его начал точить червь нового беспокойства. А вдруг при просвечивании багажа обнаружится двойное дно? Вдруг у таможенников есть особые устройства для его выявления? О нет, конечно, там нет никакой пустоты, которая могла бы обнаружить себя при простукивании, да и не двойное это дно, строго говоря, а просто уплотненная, герметичная обшивка, но все-таки… Что, если ему прикажут открыть чемодан, а потом начнут пороть эту обшивку? Прощай, честное имя, прощай, свобода. Впереди арест, суд, тюрьма и позор. Джейсон поставил на карту все, абсолютно все ради сомнительной радости обладания некой редкостью, а ведь он даже похвастаться ни перед кем не сможет! Придется, подобно Скупому рыцарю (Джейсон любил Пушкина), перебирать «в сундуке», точнее, созерцать в небольшой галерее, куда вхож только он и доверенный слуга, свои запретные сокровища… Но это если повезет и никто ничего не обнаружит!
Повезло…
Потом, в самолете, когда двойная порция джина помогла немножко расслабиться, Джейсон уже с чувством некоторого стыда вспоминал о своем испуге. Все-таки он не слишком тщеславен – в том смысле, что радость обладания той или иной картиной не возрастает в нем прямо пропорционально количеству восхищенных воплей его знакомых, которым может представиться счастье законно любоваться этой картиной в его доме в Сиднее или зреть ее на публичной выставке с золоченой табличкой: «Из коллекции Дж. В. Полякофф». Да, он предпочитал тайную страсть явной, он именно Скупой рыцарь, его вполне устраивало наслаждение несметными сокровищами в одиночестве. Именно тогда вполне четко выработалось его жизненное кредо: если он сможет раздобыть очередной экземпляр для своего собрания легальным путем, скажем, на аукционе Сотби или выкупив у другого такого же одержимого любителя, – это прекрасно. Всегда приятно, а главное, безопасно ощущать себя законопослушным гражданином. Но если вдруг ему предложат стоящую контрабанду… что поделаешь, Джейсон спрячет свою законопослушность в карман.
Принимаясь за вторую порцию двойного джина, он хмыкнул, донельзя довольный собой. Все-таки он вполне унаследовал дух этих трех авантюристов – своего отца, и деда, и прадеда. Преуспеть в штате Новый Южный Уэльс чужаки могли только в том случае, если были отъявленными авантюристами. Ну да, ведь они видели в Австралии не часть цивилизованного мира, к какому надо приспособиться, перед каким надо смиренно гнуть спину, а просто дикую, необжитую землю, которую надо прогнуть под себя. Это современное выражение чрезвычайно нравилось Джейсону. Точно так же «прогибали» под себя Сибирь и Поволжье его давние предки Поляковы и Чернореченские, нанимавшие калмыцких и казахских байгушей, то есть бедняков, пасти гигантские овечьи отары, положившие начало будущему богатству… увы, изрядно потрепанному революцией, но все-таки сумевшему возродиться на бескрайних австралийских просторах.
Приятно ощущать себя авантюристом, этаким пиратом и флибустьером! И не менее приятно сознавать, что не ошибся в выборе партнера. Этот парень обещал Джейсону регулярно пополнять его коллекцию – в основном за счет русской провинции, где еще сохранились истинные шедевры.
Джейсон с великолепным простодушием отогнал от себя мысль о том, что его новый знакомый имел в виду прежде всего музеи этой самой русской провинции. Его бывшие соотечественники совершенно не умеют беречь свои сокровища. А ведь сказано – не вводи в искушение малых сил, в смысле воров. Кроме того, большевистская Россия в свое время немало поживилась состоянием Поляковых, так что пришло время возмещения ущерба. Как говорили те же большевики, начинается экспроприация экспроприаторов!
А что касается законов о контрабанде… Джейсон вспомнил свои бредовые страхи: арест, тюрьма, суд. Как изрек великий Пушкин, «ты сам – свой высший суд».
Вот именно: «Ты сам свой высший суд. Всех выше оценить сумеешь ты свой труд. Ты им доволен ли, взыскательный художник? Доволен? Так пускай…» И далее по тексту!
Джейсон попросил еще один джин. Он доволен, необычайно доволен собой, хотя не художник, а всего лишь ценитель искусства. Зато какой ценитель. А Пушкин – непревзойденный поэт! Джейсон обожал Пушкина. Некрасова, Достоевского и всяких Чеховых терпеть не мог, а вот Пушкина и Тургенева ставил необычайно высоко и читал только в подлиннике – что стихи, что великолепные тургеневские романы.
Тогда он и заподозрить не мог, что его страсть к романам великого русского писателя нанесет ему самую чувствительную сердечную рану в жизни.
* * *
– Мама дорогая! – изумился Валера и замер, сунув руку под мышку, словно намеревался почесаться – да и забыл об этом. – Снится мне, что ли?..
Что характерно, и у Пирога Петюни глаза сделались такие же вытаращенные, а рот смешно приоткрылся. Струмилин обернулся, чувствуя, как неприятно захолодел затылок: хуже нет, когда кто-то смотрит тебе в спину, а ты не знаешь кто.
Они, все трое, сидели за покосившимся деревянным столиком, установленным в оградке Костиной могилки: Пирог и Валера на лавочке, а Струмилин, бывший статью покрепче, обрел в единоличное пользование пластмассовый ящик из-под бутылок, завезенный на кладбище, наверное, какой-нибудь безутешной компанией и по сю пору валявшийся в кустах. Сидеть на нем оказалось не слишком удобно, только после третьей или четвертой стопки Струмилин пообвыкся, однако сейчас, резко повернувшись, едва не слетел со своего седалища и счел за лучшее встать.
И сразу увидел ее. Она шла, лавируя меж близко смыкавшихся оград, иногда поворачиваясь боком и еле протискиваясь, изгибаясь при этом всем телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17