Совсем скоро, если все сложится хорошо, ты отряхнешь с ног прах отечества...
Так не по барабану ли тебе все русские самаритяне на свете, будь они фанаты белых платьев или просто-напросто опасные маньяки?
Данила Холмский. 30 июля 2002 года. Нижний Новгород
Он глазам своим не поверил, увидев наконец-то «Автолайн». Уж и не ждал, что тот когда-нибудь появится. В Нижнем Новгороде транспорт после десяти вечера – вообще явление редкое, а уж на этой автозаводской окраине – и вовсе уникальное. Данила думал, придется выбрать одно из двух: либо трюхать домой, на Советскую площадь, на своих двоих, либо прилечь до утра под каким-нибудь кустиком, на свежем воздухе. Благо ночью замерзнуть ему не грозило по причине неутихающей жары. Другое дело, что воздух в Нижнем в последнее время трудно назвать свежим: он был насквозь пронизан дымом и отчетливо отдавал запахом горящей помойки. На самом деле это горели торфяники за Волгой, совсем близко. Горящие торфяники, если кто не знает, пахнут помойкой. В верхней части города было еще так-сяк, там, на горах, ветер порою сдувал дым, а здесь, под автозаводскими кустами, к утру превратишься в основательно прокопченный мясной продукт.
Впрочем, у Данилы имелся и третий вариант! Вернуться в дом, откуда он только что вышел, и попроситься на ночлег в одну из квартир, в которых он весь вечер проводил опрос: будете ли вы участвовать в выборах мэра, а если да, то за кого из шести кандидатов пойдете голосовать, и почему именно за этого, и чем вам не угодил мэр предыдущий, и почему вы уверены, что следующий будет лучше, и сколько вам лет, какого вы пола, и как вас зовут, и какие газеты вы предпочитаете читать, и кому из нижегородских политиков доверяете, а с кем даже рядом не сядете, – ну и всякая такая мутата, интересующая неведомых социологов, пиарщиков и прочий аналогичный народец. Данила и множество ему подобных молодых людей и девиц, желающих подработать, шлялись по домам в разгар предвыборной кампании и принуждали людей (вернее, очень любезно умоляли их) ответить на вопросы анкет. Иногда это получалось, иногда не очень.
Нынешний вечер, к примеру, выдался для Данилы удачным. Его никто не послал на три буквы, никто не крикнул: «Будьте вы все прокляты!», никто не затеял бесплодной дискуссии на тему: «А на хрена мне все это нужно?» Люди попались как один приветливые, беда только, любопытные не в меру: отчего-то личность анкетирующего вызывала у них куда больший интерес, чем персона будущего градоначальника. Данилу многие даже жалели: «Надо же, им там выборы, знают только деньги народные тратить, а молодому человеку приходится ноги бить по такой жаре!» То, что некоторая часть этих самых денег осядет в карманах многого народа, обслуживающего выборы, в том числе и персонально Данилином, он не афишировал. Изображал этакого самоотверженного волонтера. Это выглядело трогательно, поэтому на его вопросы отвечали-таки, а потом приглашали пройти в комнаты, присесть отдохнуть, уговаривали поужинать, выпить чаю, вина, пива, даже самогонки.
Дважды Данила не устоял: перед пирогами одной бабульки, безумно похожей на его собственную бабушку, даже и пироги у нее были такими же обалденно вкусными, как у бабы Кати, и перед котлетами веселой молодой супружеской пары. Строго говоря, именно поэтому он и задержался так долго в этом доме, что дважды поужинал. Зато он устоял перед весьма недвусмысленными намеками очень сильно перезрелой дамы со жгуче-черными волосами, черными же глазами и непомерно толстыми, ну прямо как окорока, руками. Вообще дама была преизрядного объема, Данила запросто мог задохнуться в ее объятиях, словно младенец – в чрезмерно пышной и мягкой перине. И она, будто нарочно, называла его «мой мальчик»... А его, пардон, мужской орган она, наверное, называла бы «наш дружок»!
Собственно, Данила ничего не имел против экстремалки, и хоть вел весьма сдержанный образ жизни одинокого двадцатисемилетнего психолога-консультанта, даже в его высокодуховной жизни случались более чем материальные прорывы. Причем возрастная амплитуда его связей оказывалась порой очень размашистой. Но вот этакие шумно дышащие особы были совсем не в его вкусе. Вдобавок ее толстенные руки... Короче, он принял девственно-невинный вид и вел себя так, словно не понимал не только намеков, но даже и открытого текста.
А ведь, вернись он сейчас и попроси приюта, дама будет просто счастлива! Вот только поспать рядом с ней вряд ли удастся. Все время будешь прикидывать, задавит она тебя в объятиях или пощадит и отпустит живым.
Нет уж, лучше пешком идти!
И тут же его целомудрие было вознаграждено появлением «Автолайна», который, правда, сначала воровато прошмыгнул мимо одинокой фигуры на остановке, но потом был тронут безумной попыткой Данилы догнать и перегнать удаляющуюся машину – и остановился.
В салоне было практически пусто, за исключением мужика в мятых белых брюках и бордовой майке, спящего на угловом сиденье и выдыхавшего в душный, перегревшийся за день салон невероятное количество перегара.
– Тебе куда? – спросил водитель, принимая от Данилы пятирублевую монету.
– До Советской площади.
– До конечной, значит? Тогда я пойду без остановок.
– Ради бога, – охотно разрешил Данила, поудобнее устраиваясь на трех совмещенных сиденьях.
Удалось прилечь, однако вытянуть гудевшие ноги не получилось. Ну и ладно, это нисколько не помешало ему мгновенно вырубиться, обняв собственные коленки и прижав к груди портфельчик, набитый анкетами.
Господи, чудилось, только-только смежил глаза, даже ни одного сна не мелькнуло в голове, а уже грянул трубный водительский глас:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17