– Теперь этот не в меру любопытный сосед уж, наверное, от нас отвяжется! Ты умница, Лизонька, ты была права, что настаивала пригласить его и открыться перед ним, и с завтрашнего дня мы начнем выезжать!
– Да, ваше сиятельство, – кивнул присутствовавший при сем Фальконе, – воистину лучший способ отвлечь от нас излишнее внимание – это выставить себя напоказ. Спасибо, княжна.
Сероглазая компаньонка смущенно опустила взор.
Господи, как она была счастлива этой похвалою! Она так старалась быть полезною! Казалось, проживи она еще два века, а все же не хватит времени отплатить добром этим людям, вернувшим ей жизнь, спасшим ее, когда…
Как всегда, вспомнив былое, она невольно вздрогнула, словно и теперь бил ее сокрушительный озноб, от которого не было спасения. Кажется, никогда в жизни не промерзала она так, как в тот знойный сентябрьский день!
* * *
Лиза невольно двигалась в воде, посылая вперед обломок дерева, но понимала, что скоро силы вовсе иссякнут, и это понимание не вселяло в нее страха. Волны швыряли ее, как судьба. Сознание мутилось. Она давно утратила понятие о времени и только тупо удивлялась, обнаружив, что поднялся ветер и вокруг вздымаются пенные валы.
Еще одна волна подняла ее, и Лиза, запрокинув голову, увидела совсем близко жаркий взор солнца, глядящего на нее с просторного прозрачного неба. И взмолилась… Она о чем-то просила бога – не о жизни, не о спасении даже, а о чем-то, что дороже жизни и выше спасения! Она не помнила теперь своей мольбы, помнила только, как вдруг снизу ее ударило с такой силою, что дух занялся, а обломок весла вырвался из окоченелых рук.
От сего могучего толчка Лиза пролетела несколько саженей по воздуху и, прежде чем снова погрузиться в изумрудную белопенную волну, успела увидеть далеко впереди черные зубчатые утесы, выступавшие в море.
Берег! Так вот отчего ярились волны! Они почуяли близость берега!
Но близко ли, далеко ли он, ей-то теперь все равно. Для нее он был равно недостижим. Ни одной, ни единой силушки не оставалось более в ее теле; и где-то в глубине сознания она даже вяло разозлилась на надежду, искрой вспыхнувшую в сердце. Бессильная покорность заглушила предсмертный ужас, а эта надежда, не могущая осуществиться, делала ее неминучую погибель мучительной…
Она не успела подумать, даже вновь окунуться не успела, потому что со всего маху шлепнулась на что-то мокрое, холодное, скользкое и широкое, будто плоский камень, внезапно поднявшийся из волн. Сдавленный стон вырвался из ее груди. И тут же «камень» под нею ожил, задвигался, сгорбился, а потом вновь швырнул Лизу вперед и вверх. Вновь принял ее и вновь швырнул… И она уже не осознавала, когда же закончилась эта убийственная скачка по волнам. Новый толчок выбросил ее прямо на кромку берега, она не знала, было на самом деле или только мерещилось, что рядом все время выпрыгивало из моря точно такое же иссиня-черное существо, какое она видела у подножия Карадага; было на самом деле или чудилось, будто мелькал большой внимательный молочно-карий глаз и словно бы всегда улыбающийся рот неведомой добродушной твари божьей…
Лиза очнулась от острой боли во всем теле и долго-долго терпела эту боль, прежде чем поняла наконец, что лежит на мокрой гальке, которая беспощадно впилась в грудь, живот и колени. Волны, которым удавалось дотянуться до нее, жадно лизали раны, а все тело сотрясал страшный озноб.
Первым побуждением было отползти как можно дальше от воды: она боялась, как бы волны не утащили ее обратно в море. Но встать на четвереньки, попеременно двигая руками и ногами, удерживаться, чтобы не упасть плашмя, оказалось невыносимо трудно. И еще этот холод, который пронизывал все тело, студил кровь, леденил сердце! Хотелось свернуться клубком, подтянув колени к подбородку, зажмуриться и всем существом искать в глубине себя хоть малую искорку тепла, чтобы взлелеять ее и раздуть из нее спасительный костер, однако Лиза медленно двигалась вперед, повинуясь какому-то животному чутью, и свежий ветер подгонял ее прочь от моря.
Она вползла в щель меж двух обломков скалы; ветер исчез, как по волшебству. Перед нею лежала ровная, гладкая базальтовая плита. Когда Лиза заползла на нее и со стоном распростерлась, в ее тело медленно начало проникать живительное тепло снизу, от разогретой солнцем плиты, и сверху, с небес, ибо уже давно перевалило за полдень; горячие тени далеко протянулись от утесов; и только такое измученное и продрогшее существо, как Лиза, не могло ощутить, насколько же раскалено все вокруг: обломки скал, галька и даже самый воздух, который дрожал и плавился раскаленным маревом.
Рокот моря почти не долетал сюда, ветер реял где-то в вышине, и Лиза тотчас крепко уснула, а может быть, рухнула в спасительное беспамятство.
Пробудилась она в полной тьме. Небо, безмерное, как океан, покрыто было алмазной звездной пылью, которую еще не разметал своим серебряным лучом месяц. Вокруг стояла тишина, только вдали чувствовалось затаенное дыхание моря. Лиза приподнялась и села, но едва удержалась, чтобы не упасть вновь, так вдруг закружилась голова. Сон приободрил ее, но от глубокой усталости, голода и жажды тело ее сделалось как бы невесомым.
Стиснув зубы, шатаясь, как былинка, Лиза долго искала и наконец нашарила щель в камнях, через которую проникла в это убежище, и кое-как выбралась на берег.
Море тихонько ворчало. Ветер, на этот раз теплый, ароматный, мягкий, дул с берега. Там, на высоком обрыве, мерцали далекие огни, вселяя в душу тревожное ожидание.
Наверное, селение? Как будто слышалась тихая, протяжная песнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18