В троллейбусе остро пахло шампанским: хотела разбить стекло бутылкой, да проклятая выскользнула из варежек и, ударившись о поручень, разлетелась вдребезги, обрызгав Марьяну с ног до головы. Этот злополучный "Брют"! И почему не дотумкала подарить его шоферу? Отпустил бы тогда наверняка!
Время близилось к полуночи, и Марьяна уже перестала верить, что водитель одумается, спохватится, вернется за нею. Сначала надеялась: ну должен же он отвести машину в парк. А потом предположила: вдруг он живет поблизости и ему прямо с утра на линию? Проще сразу из дому ехать. Троллейбусу за ночь ведь ничего не сделается, а на Марьяну ему явно плевать. То есть он все же появится, наверное... но никак не раньше пяти утра, в лучшем случае!
Марьяна сорвала голос, зовя на помощь, однако улица будто вымерла. Безжизненно темнели окна пединститута и закрытой на ремонт "научки". В Центре крови, конечно, свет горел, но ни там, ни в доме около остановки криков Марьяны услышать не могли: рядом орал-грохотал киоск звукозаписи, обитатели которого, судя по всему, намеревались встретить Новый год прямо на рабочем месте.
Люди смеялись, поздравляли друг друга, поднимали бокалы с шампанским, и никому на свете не было дела до Марьяны, которая замерзает в темном троллейбусе.
А отец? Как там отец?! Она до крови прикусила губу, зажмурилась... И, господи, наверняка мама звонила из Дивеева, а он ведь подойти к телефону не может, так что мама теперь там с ума от волнения сходит, будто ей мало смерти бабушки!
Сердце так заболело от горя, от бессильной злобы, что Марьяна зарыдала в голос. Ее платочек уже превратился в ледяной колючий комок, не вытиравший, а больно царапавший щеки, и Марьяна яростно смахнула слезы ладонями, которые сразу застыли. Слава богу, хватило ума послушаться отца, одеться теплее, не то уж точно отморозила бы себе все что можно!
Скорчилась на сиденье, натягивая на колени короткую шубку. Сейчас погреется, отдохнет немного-и опять начнет кричать, стучать... Да неужто отец не почует, что она в беде, неужто не подаст ей помощь?! Только как?..
И вдруг увидела его совсем рядом. Лицо у отца было такое изможденное, страдальческое, что Марьяна снова заплакала - тихонько, жалобно. И вдруг земля под ногами затряслась, словно они с отцом стояли на огромных качелях и эти качели то поднимались, то опускались, причем Марьянин край едва вздымался над землей, а Корсаков взлетал все выше, выше, так высоко, что почти касался голубой звезды, вспыхнувшей в небе ослепительно-внезапно, будто звезда эта наконец дождалась своего часа и теперь хотела, чтобы вся Вселенная ее увидела.
- О! О!.. Звезда! - вскричала Марьяна, рванулась к ней - и ощутила, что падает, падает... на пол троллейбуса.
Суматошно вскочив, огляделась.
Да ведь она заснула! Только во сне бывают светлые чудеса, а явь по-прежнему кошмарна: ночь, стужа, нечеловеческий голос ревет о братце Луи из музыкального ларька, а на часах... Господи, помилуй! На часах полночь!
Марьяна кинулась к двери и ударилась в нее с такой силой, что на мгновение застыла оглушенная. И не поверила себе, вдруг услышав:
- Эй? Тут кто-то есть?
Марьяна была так ошеломлена, что какое-то мгновение не могла вымолвить ни слова. Наконец собралась с силами:
- Помогите! Выпустите меня!
Собственный голос, слежавшийся в теплой глубине горла и пропитанный слезами, показался чужим, пугающим полубасом.
В ту же минуту в дверь просунулись две большие руки в черных кожаных перчатках, на которых тускло блеснул отсвет фонарей, и вцепились в створки. Потянули в стороны... двери простуженно заскрипели, а потом медленно, томительно медленно повернулись на шарнирах, образовав щель, вполне достаточную, чтобы в нее мог протиснуться человек.
Марьяна завороженно глядела на этот путь к свободе, не веря своему счастью, пока голос снаружи не окликнул ее с некоторой долей раздражения:
- Да ты там спишь, что ли, мужик? У меня ведь руки, а не домкрат!
Марьяна ринулась вперед и вылетела на улицу, как пробка из бутылки, едва не сбив с ног своего спасителя, который, поймав ее налету, изумленно протянул:
- Батюшки! А я думал - там парень! Потянул носом - от Марьяниной шубки остро несло шампанским:
- Гуляем помаленьку?
Глаза его весело поблескивали, и голос был добродушный, не обидный. Да и как можно обидеться на человека, который спас тебе жизнь?
- Это я хотела стекло высадить бутылкой, да уронила, - пояснила Марьяна, передергиваясь от еще не изжитого ужаса. - Вы мне, можно сказать, жизнь спасли! Дай вам бог здоровья!
- Да кто тебя сюда посадил? - удивился спаситель.
Разговоры были некстати, но Марьяна чувствовала, что этот человек имеет право получить от нее какое-то объяснение. И, нетерпеливо приплясывая, она выложила всю свою печальную историю.
Не дослушав, спаситель выдернул из сугроба кейс и, открыв его на коленке, протянул Марьяне темную бутыль:
- Сейчас вы шампанское вряд ли где-нибудь найдете, так что держите. Вот.
Она отшатнулась, изумленная и подарком, и этим вежливым "вы", на которое спаситель вдруг перешел, но он чуть ли не силком сунул бутыль с золотой этикеткой ей в руки:
- Берите, берите! У меня еще две в кейсе, нам с друзьями вполне хватит. Это вам не кисленький "Брют", а кое-что поинтересней: "Губернатор". Не пробовали? Как раз полусладкое.
- Спасибо вам не знаю какое! - пробормотала Марьяна. - Я сейчас заплачу!
Он усмехнулся, вглядываясь в ее заплаканное, утомленное лицо:
- Представьте, что я Дед Мороз. А деньги лучше на очередной штраф приберегите. А может, вас вообще проводить, а то вы что-то качаетесь?
- Спасибо, не на...
Она не договорила, ибо почувствовала, что "качка" сейчас обернется катастрофой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16