Влад вскочил и ринулся было вслед темному силуэту, но его остановил голос Жанны:
– Господа, просим соблюдать спокойствие! Не стоит мешать актеру, когда он работает!
– Актеру?! – взревел Влад. – Это что за чучело! Мокрица! Жаба!
– Это не чучело и не жаба, а «Робкий монстр»!
Жанна еле сдерживала смех. Такое впечатление, что она откровенно наслаждалась ситуацией.

Tomorrow will be too late,
it's now or never
My love won't wait, –

заливался божественный Элвис.
Алёна машинально потирала горло – интересно, останутся пятна или нет? «Робкий монстр»?! Ничего себе – робкий! Но монстр – однозначно!
Невозможно было понять, что у него за костюм – все мрачное, фиолетово-серебряно-зелено-черное, все мерцает и переливается. Сгусток враждебной энергии, вот что это – сгусток тьмы и зла! Сейчас он стоит около соседнего столика, нависнув над пухленькой дамочкой, безвольно откинувшейся на спинку кресла. Лапы скрещены на ее горле, однако выражение лица у дамочки отнюдь не паническое – скорее истерически-восторженное. Мазохистка несчастная! Сосед по столику хохочет-заливается:
– Так ее, так!
Монстр не послушался – оставил жертву в покое (на ее лице промелькнуло жестокое разочарование) и метнулся к другому столу. Теперь его добычей стала та самая тетка – с явными признаками вырождения на физиономии, – которая пребывала в убеждении, будто на земле существует только один писатель и зовут его – Тарас Шевченко. Та, которая подвела Алёну под монастырь!
Когда лапы монстра сомкнулись на ее горле, Алёна чуть было сама не закричала: «Так ее, так!»
Вот он выхватил дамочку из кресла и без видимых усилий воздел ее упитанное тельце на руки. Потом опустился на одно колено, на другое посадил перепуганную, взлохмаченную жертву – и зал так и закатился: уж больно карикатурно выглядела эта нелепая грузная тетка в объятиях монстра! Чудище болотное и кикимора! И все это под сладострастные стоны Элвиса!
Зал ревел от восторга.
Алёна всегда очень болезненно воспринимала насмешки над женщинами (видимо, по какой-то непонятной извращенности натуры, ибо вообще-то женщин, как известно, хлебом не корми, только дай поиздеваться над сестрой по Творцу!), однако сейчас она не сдержала злорадного, хотя и хрипловатого смешка. За издевку над этой кикиморой монстру многое простилось, в том числе и ужас, который испытала Алёна, ощутив его хватку на своем горле!
Между тем кикимора не делала никаких попыток слезть с его колена и, похоже, чувствовала себя в лапищах чудовища вполне комфортно. Однако монстр был не лишен такта: он заметил, что супруг кикиморы ( тоже невежда и недоучка, муж и жена – одна сатана!) нервически заерзал, словно собираясь идти отбивать свою собственность у похитителя. А может быть, монстр просек, какое обиженное, завистливое личико сделалось у кикиморовой дочки… девуля, между прочим, была очень даже ничего себе, в «мокрых» рыжеватых кудряшках, с премиленькими веснушечками на курносенькой мордашке и с весьма аппетитными формами… Так или иначе, мощным взмахом поднимает монстр уродину-мамашу и с размаху бросает ее на колени супруга, а дочку вместе с креслом выволакивает поближе к сцене, на открытое пространство, склоняется над ней и кладет ее маленькие ручки себе на грудь… медленно ведет ими вниз, вниз… еще ниже, еще…
Папаша-игнорамус и отвергнутая кикимора разом приподнялись с выражением праведного негодования на физиономиях, однако в этот момент шаловливые ручонки их дочки сделали какой-то рывок – и публика издала восторженный визг, потому что чешуйчатая, пугающая оболочка слетела с монстра, словно по волшебству, а под ней оказалось загорелое, в меру накачанное, стройное юношеское тело. Мерцающие фиолетово-серебряные стринги и такая же маска, плотно прилегающая к лицу (над ней клубились спутанные пепельные волосы), – вот и все, что напоминало о прежнем чудовище.
Экс-монстр наклонился к девице, храбро открывшей человечеству его красоту и стать, и чуть коснулся своими фиолетовыми губами ее губ. Она так и рванулась к нему, уже даже руки занесла, чтобы обхватить его за шею, прижать к себе… да не тут-то было! Расколдованное чудище танцующей походкой пронеслось по залу, склоняясь то к одному, то к другому столику, и видно было, как дамы, визжа от восторга, суют за резинку его стрингов купюры, – причем вместе с дамами поучаствовала в процессе обогащения монстра и парочка мужиков (один, кстати сказать, вполне гетеросексуального вида, ну а второй… что да, то да, роковая ошибка природы!). Еще раз мелькнув (правильнее будет сказать – сверкнув!) изумительно крепкими, загорелыми, атласно-гладкими ягодицами и вызвав восторженный визг у дамской части публики (напрасно думать, что только мужчины с вожделением смотрят на женские попки – женщины тоже обожают вид мужчин сзади… если, конечно, это подобающий вид!), монстр-красавец исчез за сценой, танго умолкло, и вдруг, перекрывая бурные и продолжительные аплодисменты, рыженькая дочка необразованных родителей радостно возопила:
– Вспомнила! Я вспомнила! «Тараса Бульбу» написал Гоголь! Гоголь, а не Тарас Шевченко!
Минута молчания. Зал воззрился на девулю в полной уверенности, что у нее крыша съехала – от чувств-с. Потом опять грянул хохот. Короче, клиенты дозрели все как один, атмосфера в «Барбарисе» теперь царила самая непринужденная. – Лапочка моя! – пробормотала Алёна, посылая отличнице воздушный поцелуй и торжествующе поворачиваясь к Владу.
Ее сосед уже успел пригладить волосы, вытащил из-за ворота салфетки и даже сложил их аккуратненькой стопочкой на столе.
– Вот видите!.. – торжествующе начала Алёна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16