Мередит прибегала сюда в поисках дочери и, конечно, не догадалась заглянуть вглубь. Очень типично для родителей. Хит наблюдал это сотни раз. Мечутся туда-сюда, вопят дурными голосами и так паникуют, что ни о чем не способны думать. В страхе не соображают, что дети скорее всего крепко спят и просто их не слышат.Хит подошел к джипу и, снова вызвав управление, сообщил Дженни Роуз, что команда спасателей больше не требуется.— Жива-здорова? Прием.— Спит как сурок, — усмехнулся шериф. — Прием.— Я немедленно сообщу спасателям.— Спасибо, Дженни. Конец связи.Он вернулся на псарню и заглянул в будку. Одной рукой девочка сжимала то, что на первый взгляд показалось кусочками розовой туалетной бумаги, загнутые края которых были скреплены заколками для волос. На другой измазанной ладошке поблескивали десятицентовик и трехпенсовик.— Сэмми, — тихо позвал Хит. — Просыпайся, соня.Девочка захлопала глазами и, зевнув, уронила на подстилку монеты и тут же стала их собирать.— Привет, Хит.— И тебе привет. Что ты здесь делаешь, Сэмми? Твоя мама очень беспокоится.Она протянула ему бумажные цветы с заколками для волос.— Я принесла тебе цветы. — Девочка потерла глаз кулачком с зажатыми монетами и уставилась на шерифа, словно изучая его реакцию. — Сделала специально для тебя, и никто не помогал.Хит принял подарок и почувствовал в горле ком. Боже! Распустить нюни из-за обрывков бумаги и заколок для волос! Что с ним такое творилось? Он поднес подарок к глазам, но так и не сообразил, какие цветы изображали мятые комочки.— Клянусь, — воскликнул он, — красивее цветов мне никто не дарил! — И не солгал, потому что ему еще ни разу не дарили цветов. — Говоришь, сама сделала?— Да. Тебе такие нравятся?Хит кивнул. Грязновато-красный внезапно сделался его любимым цветом.— Как раз такие я очень люблю.Сэмми сложила губки бантиком.— Спорим, что ты не знаешь, как они называются.Шериф каким-то образом заранее знал, что услышит этот вопрос, и быстро ответил:— А вот и знаю, — и, взглянув на мангал, который он поставил под навес амбара, неожиданно для себя добавил: — круглобумажные хитачи.Девочка была разочарована.— Нет, это розы. Наверное, я их сделала не очень хорошо.Хит повертел разлохмаченный цветной катышек на одном из стеблей.— Что ты, малышка. Они самые красивые круглобумажные хитачи, какие я только видел. — Он подмигнул Сэмми. — Разве ты не знала это обманное название роз?Девочка наморщила носик.— А… что такое «манное»?— Это значит самый великолепный сорт.Он сам был великолепен, когда требовалось вешать лапшу на уши. А с тех пор как рядом поселилась Мередит, сделался великолепен еще и в обращении с дамами. Но у него закралось подозрение, что вот эта маленькая леди что-то выпрашивала. Мило, но выпрашивала. Хит и сам в детстве, когда чего-нибудь хотел от отца, старался подлизаться — подносил кофе или находил тапочки. Розы Сэмми были частью той же самой стратегии.Чего же она хотела? Интересный вопрос. Но у Хита не было времени размышлять. Мередит все еще затравленно металась по комнатам, и надо было как можно скорее отвезти к ней дочь.— Ну ладно, малышка, поехали к маме. Она тебя заждалась.— Подожди! — Лицо девочки сделалось упрямым. — Давай сначала поговорим.— Поговорим? — Упрямство Сэмми оказалось для Хита полной неожиданностью. — О чем, сладкая?— Я хочу купить у тебя Голиафа. — Сэмми вытянула руку и раскрыла ладонь, показывая свои тринадцать центов. — Если этого недостаточно, буду платить каждый месяц по счету, как мама в электрическую компанию.Хит не знал, что сказать. Он медлил и смотрел на монеты, которые девочке, без сомнения, представлялись целым состоянием.— Что ж, предложение интересное.— Я копила на платья для Барби, но лучше куплю Голиафа.Шериф не знал, как объяснить девочке, что собаку нельзя купить, потому что формально она являлась собственностью округа.— Видишь ли, малышка, это дело сложное. Я не могу продать Голиафа. Никому.— Ты должен. Не хочу тебя обижать, но Голиафу нужно, чтобы я его купила.— Неужели?— Да. И стала его хозяйкой. Я одна.— Понимаю, — пробормотал Хит, хотя ровным счетом не понимал ничего.— Если я стану хозяйкой Голиафа, я ни за что не отдам его усыпать.Наконец в сознании шерифа забрезжил свет.— Я знаю, что такое «усыпать». Взрослые говорят «усоп», когда кто-нибудь умирает. Мой папа умер, и моя кошечка. Их зарыли в землю. И еще рыбка, но она не в счет. Ее, кажется, смыли.Хит пожалел, что рядом нет Мередит. Он не мог сообразить, как ему выкрутиться.Сэмми посмотрела на него долгим взглядом.— Друг — он друг навсегда, что бы ни случилось. Ты знаешь об этом?Шериф скрыл улыбку.— Пару раз слышал.— Мне это мамочка сказала. А она знает, что говорит.— Верю.Девочка подалась вперед и залопотала:— Мамочка говорит, что другом быть непросто. Настоящих друзей так и узнают — они остаются друзьями, несмотря ни на что. — И коснулась маленькими пальчиками его огромной руки. — Даже когда очень плохо. Например, когда кого-нибудь кусает собака. Хит, Голиафа нельзя посылать усыпать, а потом засыпать землей. Человек, которого он укусил, был плохой. И Голиаф хотел меня защитить.Хита заворожил ее взгляд. Таких невероятно голубых и невероятно больших глаз ему никогда не приходилось видеть.— Ты сам говорил, что Голиаф всегда был хорошей собакой: спасал маленьких детей и слушался. Его нельзя усыпать из-за того, что он сделал один раз плохо. Разве ты сам не делал плохих вещей?Конечно, делал, и не раз. И если бы не выговор Сэмми, совершил бы очередную глупость. В штате Орегон допускается один укус, поранивший кожу. Так почему же отказывать в этом праве Голиафу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113