Не спрашивая, Лоретта поняла, что Охотник выследил насильников своей жены и отомстил за нее. История, слышанная тетей Рейчел, была, вероятно, правдой. Ожерелье его жены, мужчина, который надругался над нею и убил ее и неродившегося ребенка. Да, Лоретта видела, что Охотник полон гнева. Она не могла осуждать его за это.— Ты будешь делать обмен? — прошептал он.У Лоретты перехватило дыхание, и она сглотнула. Как ни ужасны были воспоминания Охотника, ее собственные были хуже. Ей суждено вечно терзаться ими, если она не избавится от них. Она понимала это. Но говорить об этом было невозможно.— Я не могу. Так много мужчин, мужчин команчей, вроде тебя. Когда я думаю об этом, у меня перехватывает дыхание.— Команчи мужчины не вроде меня. — Он снова оперся спиной о столбик. — Разве я осуждаю тебя за то, что сделали Белые Глаза с моей женщиной, которая умерла?— Нет, но…— Я не поднимал своей руки против твоей матери, маленькая. Не имей ненависти ко мне. Ненавидь мужчин, которые ее убили, но не этого команча.— О Охотник, я не ненавижу тебя.— Значит, ты будешь делать картину?— Я не знаю, с чего начать.— Ты увидела, как идут команчи, да? Их было много? Ты испугалась? Было солнце? Темно? Ты будешь говорить мне. Немного, да?Воспоминания нахлынули с ослепительной четкостью и ясностью. Она напряглась, когда уши ее наполнились эхом прошлого. Запинаясь, она начала. В висках у нее стоял шум, который делал ее голос далеким. Сначала она не была уверена, произносит ли она в действительности слова, формировавшиеся у нее в голове. Затем она увидела мрачное выражение на лице Охотника и поняла, что в самом деле говорит.Рука, обнимавшая ее за плечи, сжалась. В свою большую ладонь он взял обе ее руки, сжимая и растирая пальцы, как бы для того, чтобы согреть их. Его сила вливалась в нее, успокаивала, согревала. Она сможет справиться со всем, когда он ее держит, подумала она. Со всем… даже с ее кошмарами.Сердце Охотника сжималось, когда он слушал ее. Он пытался увидеть ее такой, какой она была тогда, и представлял себе ее похожей на Эми, хрупким ребенком, застывшим от ужаса, на глазах которого происходили события, с трудом поддающиеся описанию. Он поймал себя на том, что хотел бы вернуться назад во времени, в тот день, и быть вместе с нею в ее укрытии, спрятать ее лицо на своем плече, заткнуть ее уши, чтобы крики не пугали ее. Так как это было невозможно, он прижимал ее теснее к себе, пытаясь единственным доступным ему способом облегчить ее рассказ.Команчи не только изнасиловали Ребекку Симпсон, но вводили в ее тело всякие инородные предметы, вымещая на ней и ей подобных свою ненависть, изуродовав ее в соответствии с их религиозными верованиями, чтобы она не могла перейти из этого мира в страну мертвых. Охотник подозревал это, знал об этом, но, услышав историю из уст Лоретты, он представил себя белым ребенком, видящим мир сквозь мглу ужаса. Ребекка Симпсон стала для Охотника реальной фигурой, не безликой желтоволосой, а матерью его женщины, кем-то, кого Охотник должен был любить. Его люди убили ее не быстрым, милосердным способом, а медленным и мучительным.Охотнику оставалось только удивляться, что после всего случившегося Лоретта ему доверяет, позволяя держать ее, как он держал ее в эту минуту; обратившиськ нему за помощью, когда Сантос похитил Эми. Было ли удивительно, что ложь Красного Бизона испугала ее? Или что она дрожала от ужаса при мысли о том, что ей придется лежать рядом с мужчиной команчем?— Перед смертью она умоляла Бога простить их, — прерывистым голосом, сквозь слезы говорила Лоретта. — Она была такая хорошая, Охотник. Я не могу припомнить ни одного случая проявления жестокости с ее стороны ни к одному из людей или животных. Она не заслужила такого конца.— Нет.— И я обязана ей гораздо большим! Я осталась жива, Охотник. Она кричала и кричала, и звала на помощь! А я ничего не сделала. Ничего!Слезы жгли глаза Охотника. Он ссутулился над нею.— Ты была ребенком.— Трусихой, я была трусихой! — Ужасное, душераздирающее рыдание вырвалось у нее. Она обвила руками его шею и прижалась лицом к нему. — Именно этого я не могу забыть! Что я пряталась там, слыша ее крики. О, почему я ничего не предприняла?— Ты была бы мертвой сейчас, Голубые Глаза. Команчи убили бы тебя такой же медленной и мучительной смертью. Одна маленькая девочка против многих воинов? Ты не могла ничего сделать.— Я могла бы умереть с достоинством!— Не с достоинством — с большой болью. Ты не трусиха.— О да, я трусиха! Посмотри на меня! Я боюсь позволить тебе, моему мужу, дотронуться до себя. Ты был так добр со мной и с Эми. Я должна была преодолеть эти чувства! А я не преодолела их! Я даже не знаю, почему ты до сих пор хочешь меня!Рот его искривился в печальной улыбке, когда он вспомнил, как она одна вышла навстречу сотне команчей, одна маленькая женщина против отряда.— Ты делаешь улыбку у меня внутри, вот почему я хочу тебя. Как мужчина хочет свою жену. — Он провел рукой вверх по ее спине, массируя напряженные мышцы. — Ты будешь доверять этому команчу? Как ты доверяла, когда приехала по большому кругу назад ко мне? В этот последний раз ты будешь доверять? Никакой боли и никакого позора. Это обещание я делаю для тебя навсегда.Она шумно выдохнула воздух.— Охотник, я боюсь.— Нечего бояться. Ты будешь доверять, а я буду прогонять твой страх, да?По ее телу пробежала дрожь.— Я делал ложь тебе?— Нет, никогда.— Тогда ты будешь доверять один последний раз?— Что ты будешь делать, если я скажу нет? Охотник молча молился, чтобы она этого не сказала.— Я буду кушать тебя и чистить зубы твоими костями.Она рассмеялась пронзительным, нервным смехом, и глаза увлажнились слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154