— Она послушная девочка. Если я попрошу ее не приходить в нашу комнату, она не будет. Не надо ждать, когда твое терпение лопнет.
Он опять приложился к бутылке. От большого глотка его передернуло. Он скривил губы, вытирая их.
— Солнышко! Мое терпение уже лопнуло. Около тридцати минут назад. — Он показал ей бутылку. — Вот почему я и решил напиться до чертиков. В отличие от Джозефа, я падаю в пропасть сам, когда веревка начинает рваться, а не бросаю туда ребенка.
Она вздрогнула и отвернулась.
— Почему ты пришла сюда? Боялась того, что случится, если я сорвусь?
Ей было нечего возразить, и она молча кивнула.
Он вздохнул и откинулся назад, опираясь локтями о ступеньку за своей спиной. Бутылка стукнулась о дерево.
— Позволь мне кое-что объяснить, — сказал он. — Если я потеряю самообладание, выйду из себя и утрачу все, чем гордился до сей поры, я завизжу, как все дьяволы ада, подниму дым столбом, переверну дом вверх дном. Но вы с Мирандой останетесь невредимы. С вас не упадет ни один волосок! Никогда моя рука не причинит вам зло. Торжественно клянусь в этом.
Кэйт подняла плечи.
— Хотелось бы мне верить в это…
Она пожалела, что эти слова сорвались у нее с языка. Она почувствовала на себе его тяжелый взгляд, и его молчание томило ее. Не в силах выносить это, она обернулась и посмотрела на него. Лунный свет падал на его лицо. К своему удивлению, она увидела нежность в его глазах.
Подняв руку, он погладил ее щеку. От этой ласки у нее перехватило дыхание.
— Я тоже хочу, чтобы ты смогла, Кэти, — шепотом сказал он. — Если бы мне предложили загадать только одно желание, я пожелал бы убрать все тени из твоих глаз.
— Тени?
Он погладил ее подбородок, провел по лицу.
— Да. Тени! Твои глаза должны сиять как солнце! Его любовь и восхищение смутили ее. Ей вдруг захотелось спустить его на землю.
— Тени! Солнечное сияние! Боже, как поэтично! Мне кажется, что вы несколько опьянели, мистер Мак-Говерн.
— А тебя это беспокоит? Да? — Он поставил бутылку на ступеньку рядом с собой. — Пойло для грешников, гак? Наверняка оно пробуждает в человеке то, что в нем есть. Я часто недоумевал, что в Писании высказана не такая мысль. Но на этот раз, Кэти, ты можешь не напрягаться. Ночь зовет к отдыху. А выпивка не мешает мне рассуждать здраво.
— Никогда?
— До сих пор я не терял здравого смысла! — Он улыбнулся ей. — И обещаю, что не потеряю и впредь. Так почему бы тебе не отправиться в постель и не предоставить мне закончить то, что я начал?
— Насчет Миранды…
— Оставим Миранду там, где она сейчас, — сказал он. — Ей страшно, когда она просыпается ночью. Жестоко запрещать ей приходить к нам. А уж если она повадится приходить, что ж, всегда можно найти бутылочку там же, где я нашел эту…
— А где ты ее нашел?
— В сарае. — Он весело сверкнул глазами. — Предполагая, что мне когда-то придется сделать глоток-другой, я спрятал их там. Это лучше, чем играть всю ночь в «пятипалый гвоздь».
Кэйт нахмурилась.
— Что еще за пятипалый гвоздь? Он лукаво взглянул на нее.
— Это игра в одну руку. Пасьянс. Ты когда-нибудь раскладывала пасьянс, Кэти?
— Джозеф был против всех карточных игр. Его зубы блеснули.
— Его потеря— мой доход. Я как-нибудь научу тебя играть в покер и очищу до последнего пенни твои копилки.
— Это недолго.
— Точно! — весело сказал он.
Она вспомнила, как играла в детстве. Она была так мала и неумела, что подруги постоянно смеялись над ней.
— Чему ты смеешься? Скажи, и мы посмеемся вместе.
Его улыбка расплылась.
— Но я уже поделился. Кэйт откинулась назад.
— Тогда объясни мне, в чем дело. Я, должно быть, потеряла чувство юмора.
— Я тебя обидел? Я не хотел…
— Мне не нравится, когда надо мной смеются.
— Я не смеюсь, Кэти, девочка моя! Я улыбаюсь. Мой папа часто говорил: «За что я люблю твою ма, так это за ее невинность». Поскольку я был четвертым из семерых сыновей, я все не мог понять, что он имеет в виду. Теперь до меня дошло.
Кэйт возразила:
— Ты все время сравниваешь меня с юной девушкой, Зак. Уверяю тебя, это не так. Я очень далека от невинности!
— Это как посмотреть! Ты немножко не от мира сего, Кэти. Но это не значит, что я хотел бы изменить хоть один волосок на твоей голове.
Она снова вернулась к его словам. Если в них и заключалась какая-то шутка, смысл ее от нее ускользнул. Махнув на это рукой, она сказала:
— Ну, пожалуй, мне лучше уйти и предоставить тебе заканчивать свое дело.
— Выпив виски, я не войду в дом, так что можешь не беспокоиться. Миранда не увидит меня пьяным.
— Если ты пьешь, то чем раньше начнет она привыкать к этому, тем лучше будет для нас. Не стоит прятать виски, Зак. Храни бутылки дома. Если тебе захочется выпить, для тебя это будет гораздо удобнее.
— Я пью лишь в редких случаях. Но, даже если бы так оно и было, я не стал бы пить дома, чтобы не тревожить тебя. А моя цель, — он повел своим широким плечом, — моя цель совсем иная: дать тебе покой и счастье, если только я смогу…
Кейт вернулась в дом и несколько дней вспоминала эти слова. Счастье? С тех пор, как она вышла замуж за Джозефа, она и не помышляла об этом. Видеть улыбку Миранды? Да! А кроме этого? Она даже не думала о том, ради чего она, собственно, живет. Счастье ее ребенка было ее счастьем. И если она уверена в этом, большего ей не нужно.
Зак, похоже, понимал это. Когда он ухаживал за ней, она принимала это как должное, но то, как он относился к Миранде, изумляло Кэйт.
Стоя в сторонке, всегда настороже, Кэйт видела, как ее дочка превращается в радостную, веселую девочку с сияющими как звезды глазами. Давняя поговорка оказалась правдой: путь к сердцу матери лежит через ее ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101