Ник призвал себя к выдержке. Дискуссия была явно далека от завершения.
— Стало быть, ты не изъяснился ей в своих чувствах? — задал вопрос Фредерик.
— У меня нет к ней никаких особых чувств. Дядя не обратил на его слова никакого внимания.
— Не считаешь ли ты, что это следует сделать? Поговорить с ней, я имею в виду.
Ник скрипнул зубами.
— Нет, не считаю и повторяю: у меня нет по отношению к ней никаких особых чувств.
Фредерик не унимался:
— Но если она испытывает по отношению к тебе то же самое, твое молчание было бы величайшей глупостью…
— Черт побери, Фредерик, я не мой отец! — зарычал Ник в бешенстве. — Я не споткнусь на том, на чем споткнулся он: я не собираюсь красть у другого мужчины любовь всей его жизни. Тем более у мужчины, который близок мне как брат.
— Ты готов лишить Элизабет такого счастья, которое твоя мать нашла в твоем отце?
— Нет! — Ник всей пятерней дернул себя за волосы. — Я хочу обеспечить ей счастье. Я гарантирую его тем, что уеду и предоставлю ей свободу быть счастливой с Чарлзом.
— А как насчет твоего собственного счастья?
— Я буду счастлив, если осуществлю свои планы!
Ник повернулся и прошествовал в противоположный конец комнаты, стараясь прогнать из головы вопрос, прочно там засевший.
Пытается ли он убедить дядю или самого себя?
— Кто знает, что произойдет в будущем? Может, я найду в Америке не только богатство, но и жену. — Он резко повернулся и наградил своего дядюшку саркастической усмешкой. — Или проведу свои дни так же, как и ты, довольствуясь некоторым ассортиментом дам, согревающих мне постель.
— Да, понятно… — Фредерик откашлялся, видимо, еще не осознав услышанного. — Но ведь это же не… — Он вдруг взорвался: — Лично я ничуть не жалею о том, как я провел свою жизнь! И мы не о том говорим! Мы обсуждаем твою жизнь, а не мою.
— В самом деле, и хорошо, что ты об этом напомнил. Я принял решение и убежден, что оно самое лучшее для всех заинтересованных лиц. — Ник спохватился и заговорил как можно мягче и убедительнее: — Послушай, дядя, ведь сейчас Святки. На каждом углу каждой улицы люди поют о Рождестве, они добры и ласковы к друзьям и к чужим людям. Для нас с тобой это последнее Рождество, которое мы проводим вместе перед долгой, может быть, многолетней разлукой. Я вовсе не хочу провести этот последний день в бесконечных спорах.
— Это вовсе не последний наш день, — буркнул Фредерик, воздевая очи горе с покорным вздохом. — Но я больше ничего не скажу, кроме одного. — Тут он нацелил кончик сигары на племянника. — Имей в виду, мой мальчик, что я даю слово уговаривать тебя вернуться в каждом своем письме.
— Иного я и не ожидал.
— Уж если ты не проведешь дома первый день Рождества, то надеюсь, посетишь нынче вечером рождественский бал у Эффингтонов.
— Я не упущу такой возможности, дядя, — сказал Ник с улыбкой, за которой опять-таки пряталась сердечная боль.
Нет, он не может упустить возможность увидеть ее в последний раз…
— Вот и отлично. Что касается меня, то я признаю свое поражение, поскольку у меня все равно нет выбора. — Фредерик с тяжелым вздохом встал и подошел к письменному столу розового дерева, украшенному резьбой в египетском стиле, вошедшем в моду с начала века. — Нам с тобой, однако, надо еще уладить некоторые денежные дела. Доверенности, перевод денег и прочее.
Ник оперся ладонями на крышку стола и наклонился к дяде.
— Обещаю, что верну тебе все. До последнего пенни.
— Но ведь это твои деньги в той же мере, как и мои. Всегда так было, так будет и впредь. — Фредерик поднял на племянника свои спокойные карие глаза. — И будь уверен, мальчик, что я не сомневаюсь в твоем успехе.
Ник почувствовал нечто похожее на гордость в соединении с горячей привязанностью к человеку, которого он любил, как сын любит отца.
— Спасибо, дядя.
— Маленький совет, прежде чем мы перейдем от всех прочих сюжетов к денежным расчетам. Если ты позволишь.
Ник покачал головой и выпрямился.
— Если я скажу «нет», это тебя остановит?
— Мальчик мой, это едва ли меня удержит, — улыбнулся Фредерик.
— Тогда смелей вперед. Какие мудрые слова, рожденные многолетним опытом, желаешь ты мне сказать, дядюшка?
— Подозреваю, что ничего такого, что уже не было бы тебе известно. Просто помни всегда, что многие женщины могут согреть тебе постель, но редкая женщина в состоянии согреть твое сердце.
— Это, право, мудрые слова, дядя, и я постараюсь быть настолько мудрым, чтобы помнить их.
Ник проглотил горький комок в горле и даже рассмеялся, чтобы не огорчать Фредерика. Само собой, найдутся в будущем женщины, которые согреют его постель… Но сердце? Нет, никто не заполнит пустоту, которая образовалась в нем. Ну что ж, если на сердце пусто, надо жить делом.
Он встретил любовь всей своей жизни, но она никогда не будет принадлежать ему. Жестокая насмешка судьбы, но что поделаешь! Фредерик во многом прав, утверждая, что история повторяется, однако конечный результат будет совсем иной.
Он сделает себе состояние и тем самым послужит доброму имени Коллингсуортов.
Он не разобьет сердце другому человеку во имя спасения собственного.
И он никогда не станет — никогда! — таким, каким был его отец.
Глава 3
Парадная лестница в Эффингтон-Хаусе была по всей своей величественной длине украшена гирляндами и букетами из вечнозеленого падуба и плюща, а также всевозможных плодов и ягод, и все это было перевито красными, золотистыми и серебристыми лентами. Притолоки всех дверей и обводы всех окон убраны зелеными ветками в невероятном изобилии, и потому каждая дверь казалась входом не просто в другую комнату, но в некое таинственное и полное радости святилище, имя которому — Рождество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12