Жалел ли он, что проявил бессмысленное упрямство и увел ее с собой? Она не знала. Да и знал ли сам Волк?В тот день они проделали длинный и трудный путь. Но Онор не произнесла ни слова жалобы или протеста. Лишь когда стемнело, они устроили привал. У Волка не было ни ружья, ни лука, так что охотиться ему было нечем. Он выкопал несколько съедобных корешков и показал Онор, как очистить их, чтобы добраться до безвкусной беловатой сердцевины. После скудного ужина Онор прилегла на землю. Теперь ей казалось блаженством просто лежать без движения.— Спи, — велел ей Волк. — Как только рассветет, мы пойдем дальше.Она охотно послушалась и быстро заснула. Лишь под утро ее разбудило уханье совы, она приоткрыла глаза. Еще было темно, в траве тихо стрекотали какие-то насекомые, нарушая величественную тишину леса. Красный Волк сторожил их покой. Похоже, он не сомкнул глаз всю ночь. Он сидел, подобравшись, готовый отразить любую опасность, рассеяно растирая простреленную руку чуть выше раны. Видно, она все же беспокоила его. Онор хотела было заговорить с ним, но промолчала. «В конце-концов, это его мир, — рассудила она, — и ему виднее, как прожить здесь. Хочет бодрствовать ночами, поджидая врагов — на здоровье. Может, хоть не будет днем бежать со всех ног. Должен же он когда-то устать. А я всего только пленница. И я буду спать, пока можно.»И снова Онор-Мари провела целый день на ногах. Они шли и шли по бесконечным тропам, то теряющимися между деревьями, то изгибающимися по зеленым холмам. Ей казалось, что они двигаются бесшумно и быстро и не оставляют никаких следов. Но индеец был недоволен. Последние часы они брели вдоль реки по колено в воде, чтобы не оставлять следов на мягкой земле. Сначала это было несложно, но Онор устала, течение лишало ее равновесия, сбивало с ног, колени не сгибались, ступни онемели от холода.Ее шатало, но Волк был неумолим, как время…К вечеру мокрая и несчастная Онор-Мари наконец увидела впереди признаки жизни.— Гляди, Волк, дым!— Вижу, — коротко отозвался он. На невозмутимом лице не появилось признаков ни радости, ни беспокойства. — Это не костры гуронов, — добавил он.— Что тогда?— Не знаю, — сдержанно ответил он. — Поспеши, Лилия.Он зашагал вперед. Скоро они вошли в деревню, где царили хаос и смерть. В живых никого не осталось. Постройки были сожжены. Видно, жителей застали врасплох. Признаков сражения не было, скорее, были признаки резни.Онор вскрикнула, споткнувшись о чью-то руку.— Что это, Волк? — ахнула она. — Это белые, да? Это французы или англичане?Ей стало ужасно стыдно. Но Волк качнул головой и проговорил с видимым усилием:— Это ирокезы.— Потому что сняты скальпы?— Бледнолицые теперь тоже снимают скальпы.— Да что ты?!— Это правда. Но они не хотят взять силу врага. Они хотят его унизить, — тихо объяснил ей индеец.— Боже! — Онор сделала несколько шагов по обагренной кровью земле. — Боже! Против кого же здесь война!Волк молчал. Он глядел на сожженный дотла вигвам.— Здесь был вигвам моего друга, — наконец сказал он, указав на черные уголья. — Здесь жил он со своей дочерью, Весенней Грозой.Онор искала в нем признаки слабости, но Волк был непроницаем. То, что творилось у него в душе, было загадкой.— Это девушка, которая тебе нравилась? — попыталась она приоткрыть завесу.— Ей минуло лишь тринадцать весен.— Они есть здесь? — спросила Онор. Волк не ответил. Он бродил по сожженной земле, оглядывая погибших, а она уныло ходила следом. Даже не зная никого из этих людей, Онор содрогалась от ужаса. От отвращения у нее закружилась голова. Вместе с Волком они обошли поселок, но никого из оставшихся в живых, если таковые были, не попалось у них на пути. Наконец Волк остановился и указал Онор на срубленное дерево в стороне, там, где уже начинался густой лес.— Побудь там, Тигровая Лилия, — приказал он.— Зачем? — подозрительно поинтересовалась Онор.— Я должен похоронить мертвых, — коротко ответил он. Онор запротестовала.— Я пойду с тобой!— Нет! — он повысил голос, и его «нет» прозвучало как удар кнута. Онор поняла, что стоит подчиниться. Она повернулась и пошла одна. Усевшись, она ощутила вдруг, что у нее стучат зубы, так сказалось нервное напряжение, в котором она пребывала. «Самое время сбежать из плена», — с горечью подумала она. Но темнеющий лес сейчас пугал ее. Онор мерещились тени за каждым деревом, хруст веток заставлял ее сердце сжиматься. Никогда еще она не чувствовала себя такой напуганной. Сумерки сгущались, ее била нервная дрожь, перед глазами стояли обезображенные тела погибших индейцев.Порыв ветра сбросил вниз несколько сухих веток, и когда неожиданно что-то царапнуло ее по щеке, Онор вскочила на ноги, вскрикнув от ужаса. Ее мужество истощилось. Уже добрых два часа она сидела здесь одна. Гнев Волка показался ей более заманчивым, чем пребывание наедине со своими страхами.Она побежала в сторону поселка, продираясь сквозь кусты. Посреди деревни горел костер, там было светлее, чем в лесу… Волк, как ни старалась она подойти бесшумно, мгновенно повернул голову, и нож сверкнул молнией в его руке. Увидев Онор, он убрал нож.— Зачем ты пришла? Уходи.— Волк, я тебе не помешаю, обещаю.— Тебе не место здесь, бледнолицая скво.— Считай, что меня здесь нет.Она присела в сторонке, упрямо сжав губы. Волк помедлил секунду, но смирился с ее присутствием и, не пререкаясь с ней больше, вернулся к своей скорбной работе. Мертвые должны были найти свой последний приют… Онор пробормотала несколько слов христианской молитвы, но что-то остановило ее.Ей вдруг стало смертельно жаль Волка. У них была одна общая черта. Как никого в целом мире не волновала судьба Онор, так и Волк не имел, казалось, ни одного близкого человека… До глубокой ночи Волк хоронил погибших.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94