– Это книга Сорселя. Она говорила, что ее заинтересовало кое-что из написанного им. – Грант раскрыл книгу на отмеченной странице.
Его внимание привлекло одно предложение, частично подчеркнутое карандашом. Он показал страницу Риду, и тот перевел с французского:
«В этом отношении особенно много сообщает редко вспоминаемый Филострат Лемносский».
– Кто этот Филострат Лемносский?
Грант так привык к тому, что у Рида есть готовые ответы на все его вопросы, к снисходительным улыбкам профессора или к выражению нетерпения, посещавшему его лицо в зависимости от настроения, что больше почти не смущался. Он давным-давно пришел к выводу, что профессор непригоден ни для каких практических целей, но зато в том, что касается Древнего мира, он просто ходячая энциклопедия. Но Рид, вместо того чтобы ответить, надул губы и принял отстраненный вид.
– Филострат… – повторил он. – Кажется, какой-то малоизвестный философ третьего века нашей эры. Это вообще-то не мое время. Я, правда, помню, что он написал биографию Аполлония Родосского, который оставил главный поэтический труд о путешествии Ясона и аргонавтов. Наверное, для этого Марина и хотела посмотреть Суду – чтобы о нем прочитать.
Пытаясь сдержать себя, Грант крепко стиснул кулак.
– Надеюсь, это не он ее похитил.
– Он же с Лемноса и, наверное, должен знать о культе Гефеста.
Они разыскали библиотекаря. Тот сначала смотрел на них подозрительно, но несколько резких слов, произнесенных Ридом, убедили его отпереть огромную тяжелую дверь и отвести их вниз, в подземную сокровищницу. Там библиотекарь открыл шкатулку и выложил на стол рассыпающуюся от ветхости книгу. Рид коснулся серебряного оклада, и рука его дрогнула.
– Молодая женщина, которая приходила сегодня утром, – она эту книгу смотрела?
Библиотекарь молча кивнул, и его клочковатая борода поплыла в полумраке, словно облако. Рид переворачивал жесткие страницы, а Грант изумлялся, каким мелким может быть рукописный шрифт – таким же мелким, как и печатный.
– Ну вот: «Филострат. Сын Филострата, сына Вера, софиста с Лемноса. Он учил философии в Афинах, а потом в Риме, при императоре Севере, до Филиппа. Его работы включали: „Декламации“, „Эротические письма“, „Описания“ (в четырех томах), „Рынок“, „Героикус“; свободные беседы, „Козы, или О свирели“, жизнеописание Аполлония Родосского (восемь книг), жизнеописания софистов (четыре книги), эпиграммы и разные другие сочинения». «Героикус», – повторил Рид. – «О героях»… Вы эту работу знаете?
Библиотекарь кивнул. Ни слова не говоря, он взял Суду, положил в шкатулку и вышел из зала. Грант с Ридом последовали за ним. Тот, вместо того чтобы подходить к полкам, направился к своему столу. Рядом с ним стояла деревянная тележка, где лежали книги, которые надо было вернуть на полки. Библиотекарь взял одну из верхних – тонкий томик в черно-красном переплете – и вручил ее Риду. Когда профессор открыл ее, Грант вдруг почувствовал аромат миндаля и розы – цветочное благоухание в пыльной пустыне библиотеки.
– Наверное, Марина ее читала, – сказал Грант, представив, как надушенное запястье касается края страниц. – Что это?
Рид вытащил стул и сел у одного из столов, перелистывая книгу. Грант пытался бороться с отчаянным нетерпением, которое ворочалось внутри него.
– Это описание Троянской войны. – Рид поднял голову от книги. – Применен типичный прием для литературы того периода – появляется дух второстепенного персонажа из «Илиады» и рассказывает изнывающему от тоски путешественнику о том, что именно у Гомера написано неправильно. В поздней Античности появился фактически целый поджанр. Данная работа представляет большую ценность именно для нас потому, что человек, ее написавший, очень хорошо знал лемносский культ Гефеста. – Увидев выражение лица Гранта, профессор устало улыбнулся. – Ваша догадка оказалась верной. Согласно введению, Филострат был жрецом культа Гефеста на Лемносе. – Рид снял очки и потер глаза. – Он, наверное, гораздо лучше других знал историю культа и всех его сокровенных тайн. Вообще, оказывается, существует целая школа мысли, пронизанная мистической многозначностью, понять которую способны только посвященные в культ, – используются секретные слова, которые случайному читателю покажутся совершенно невинными. Но есть в тексте особенно замечательный отрывок. Вот он:
«Белый остров лежит в Черном море, на опасной его стороне; то есть если заплыть в устье этого моря по левую руку. Он около тридцати стадий в длину, но не более четырех стадий в ширину, из деревьев на нем растут тополя и вязы; некоторые сами по себе, другие были посажены по дорожкам вокруг святилища. Святилище стоит возле Меотийского моря (которое впадает в Черное море), а статуи в нем, вырезанные Фатесом, – Ахилл и Елена».
– И где это Меотийское море?
– Меотида – греческое название того, что сейчас называется Азовским морем.
Рид поднялся и принес атлас с одной из полок. Но Грант в жизни не встречал ничего похожего на этот атлас. Картографы, похоже, были пьяны – все знакомые линии оказались искаженными, а места, которые он мог узнать, носили незнакомые названия. Италия была не длинным узким сапогом на высоком каблуке, к которому он привык, а широким неуклюжим рабочим ботинком. Мир изображался не таким, каким он был, а таким, каким люди когда-то его увидели.
Рид листал страницы, и карты понемногу менялись. Размытые линии становились более точными, в раздвинувшиеся берега пробирались заливы и проливы, амебообразные материки обретали спинной хребет, суставы и дополнительные отростки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109