Один из солдат кинулся по пологой лестнице на крышу усыпальницы, где лежал мертвый грек. Немец пнул тело, а потом выстрелил еще раз в голову трупа. Пембертон вздрогнул и отодвинулся подальше за прикрывавшую его колонну. Восстановленные Эвансом комнаты едва ли представляли собой что-то большее, чем декорации, и были не глубже, чем фасады городков Дикого Запада на съемочных площадках Голливуда. Солдаты занимали двор, а один был теперь и слева от Пембертона, и ему почти негде было прятаться. Он прижался спиной к колонне и не осмеливался сделать ни одного движения.
Во входном проеме стены шевельнулась тень. Пембертон замер, а потом осторожно выдохнул. Внутрь прошмыгнул крошечный котенок и, стоя в полосе света, пристально смотрел на него.
– Уходи, – одними губами прошептал Пембертон, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что немец на крыше его не видит.
Что, если котенок привлечет взгляд десантника? Котенок сел, поднял заднюю лапу и принялся вылизываться.
– Кыш!
Пембертон бросил взгляд на немца – тот все еще был на крыше и озирался, пытаясь высмотреть остальных партизан. Он вот-вот мог заметить археолога.
Солдаты во дворе что-то нетерпеливо кричали. Их командир умирал, и они хотели оказать ему помощь. Бросив еще один взгляд в долину, немец на крыше повернулся к ним. Плечи Пембертона опустились, и он с облегчением обнял свой рюкзак.
Но котенок вдруг прекратил вылизываться и, напрягшись, замер на слегка дрожащих задних лапках. Откуда-то слетела ворона и села на истерзанный пулями труп, не обращая внимания ни на стоявшего в нескольких шагах немецкого солдата, ни на юного хищника, притаившегося в тени. Котенок дернул хвостиком, издал какой-то странный звук. И прыгнул.
Все остальное случилось так быстро, что Пембертон ничего не разглядел. Человек на крыше обернулся, выпустив из автомата длинную очередь в открытую комнату. Его товарищам во дворе ничего не было видно, но они не стали осторожничать и принялись стрелять из всего, что имели; воздух вдруг оказался наполнен вихрем кусочков свинца, цемента, камешков и штукатурки. Что-то чиркнуло Пембертона по щеке, едва не попав в глаз, но он почти ничего не почувствовал. Вскочив на ноги и сжимая рюкзак, он кинулся в дверной проем. Что случилось с котенком, он так и не узнал.
Кносский дворец уже не был тем лабиринтом из легенд, но в нем по-прежнему можно было потеряться. Однако Пембертон знал планировку лучше, чем кто-либо из живущих. Почти не слыша криков за спиной, он влетел внутрь и с края балкона сиганул в открытые руины внизу. Узкий проход привел его в подвал под комнатой, из которой он выбежал, а оттуда снова вывел на солнечный свет. Слева от археолога тянулись несколько длинных коридоров, но он не воспользовался ими и повернул направо. Здесь, из опасения потревожить развалины наверху, археологи почти не копали, но под большим двором все же отрыли на пробу несколько тоннелей. Один из них вел в дальний конец дворца. Если попасть туда, то можно будет добраться до восточных ворот и незаметно выйти среди деревьев на дне долины. По террасам над головой громыхали шаги, и Пембертон прижался к опорной стене. Если бы кто-нибудь заглянул вниз, археолог оказался бы как на ладони. Но никто не заглянул. В нескольких ярдах от Пембертона в стене чернела дыра. Он подбежал к ней и протиснулся внутрь. Дыра оказалась совсем узкой, и он несколько раз ушиб плечи о старые деревянные балки, крепившие потолок. Сквозь трещины сеялись тонкие струйки пыли, оседая в складках рубашки и попадая за воротник. Хуже всего было то, что Пембертон не мог оглянуться, чтобы посмотреть, не гонятся ли за ним. Он мог только упорно протискиваться дальше, толкая рюкзак перед собой, стремясь к маячившему в конце тоннеля маленькому квадратику света.
Наконец Пембертон добрался туда. Набрав в грудь побольше воздуха, пропихнул рюкзак – тот упал на пол – и протиснулся следом. Он оказался в шахте главной лестницы, в наиболее сохранившейся части дворца. Эвансу найденного было мало, он дополнительно украсил стены копиями фресок и нарисованными колоннами, и теперь лестница выглядела почти так же, как, наверное, и тридцать три века назад. Один лестничный пролет вел направо, во двор, а другой, слева, исчезал где-то внизу. Надо было попробовать спуститься туда…
Вверху, на лестнице, раздались чьи-то шаги. Не успел Пембертон пошевелиться, как из-за угла вышел человек и остановился на площадке. На археолога смотрел немецкий парашютист. Он слегка прихрамывал, может быть, после неудачного приземления, но автомат в его руках не дрожал.
– Was haben wir hier?
Глаза на молодом лице округлились, когда он разглядел, кто перед ним. Он ожидал увидеть еще одного крестьянина или заблудившегося солдата, но никак не этого перепачканного очкарика – английского археолога.
– Was bist du denn fur einer? Englander? Soldat? – Он ткнул «шмайссером» в сторону Пембертона. – Spion?
Археолог присел, обнял рюкзак обеими руками и закрыл глаза. Все напрасно, сейчас он умрет прямо здесь, и в лабиринте Минотавра появится еще один скелет. Пембертон вдруг как-то не к месту вспомнил обо всех могилах, которые ему пришлось вскрыть за время работы, и подумал: а вдруг после смерти его будут караулить души покойников, чтобы отомстить? Зато, может быть, он еще раз увидит Грейс.
В мрачной шахте грянул выстрел. К своему удивлению, Пембертон ничего не ощутил. Наверное, солдат промахнулся, а может быть, сам Пембертон уже умер. Ему показалось, что он ждет целую вечность – когда же наконец солдат покончит с ним? Не дождавшись, археолог открыл глаза.
Немец навзничь лежал на лестничной площадке, подошвы его башмаков были повернуты к Пембертону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109