– Голос звучал монотонно, без всяких эмоций. – Что, и ты тоже?
– Я думал, это Мьюр. Он…
Грант резко повернул голову, услышав шаги позади столба. Он выпрямился и побежал на звук. Сквозь пыльную пелену была видна убегающая фигура. Он выстрелил навскидку. Человек продолжал бежать, и Грант кинулся следом.
Он спускался в долину, и воздух становился чище. Теперь Мьюр был хорошо виден – фалды пиджака хлопали его по спине, жилистые руки лихорадочно сжимались – он торопился к утесу, туда, где вниз падала вода. Однако пистолет у него был. Грант увидел, что Мьюр поворачивается, и тут же выстрелил. Стрелял он не прицельно, и мало было шансов попасть в бегущего человека, но выстрел заставил Мьюра поменять намерения. Он опять опустил голову и кинулся вперед. Но далеко убежать не мог. Он добрался до края утеса и остановился. Грант перешел на шаг. Мьюр обернулся. Если бы он поднял пистолет хоть на дюйм, Грант выстрелил бы незамедлительно. Но Мьюр вместо этого отвел руку в сторону и бросил пистолет с утеса. Так они и стояли какое-то время, глядя друг на друга и тяжело дыша.
– Я закурю?
Грант кивнул. Мьюр полез в карман пиджака и осторожно вытащил портсигар из слоновой кости. Щелчком раскрыл его. Закурив сигарету, бросил спичку в поток. Течение подхватило ее и, закрутив, понесло к водопаду. Мьюр проводил ее взглядом.
– Ты ошибся в выборе, – беззлобно произнес он. – Еще увидишь. Эти янки все испортят.
– Я ничего не выбирал. Это вы за меня выбирали.
Мьюр глубоко затянулся. Дым словно надул его – он стал повыше ростом, задрал подбородок.
– Думаю, когда мы вернемся, меня повесят.
Грант пожал плечами:
– Мы же официально не воюем.
– Лучше бы воевали. Тогда бы меня расстреляли. И я мог бы умереть с сигаре…
– Ты, красный ублюдок, предатель, сукин сын!
Мимо Гранта что-то мелькнуло. Мьюр стиснул кулаки, чтобы защититься, но это был вялый, не наполненный силой жест. Инерция движения вынесла Джексона прямо на Мьюра. Они начали бороться на краю обрыва и, так и не выпустив друг друга из захвата, рухнули вниз.
Грант подбежал и заглянул за край скалы. И увидел только всплеск и больше ничего. Над обоими сомкнулась темная вода. Через несколько минут там, где водоем у подножия водопада вытекал в реку, на поверхности показались тела. На миг они замерли на краю слива и исчезли из виду.
Грант отвернулся. Его нога что-то задела. Предмет проехал по мокрому камню и остановился, застряв во мху. Это был портсигар Мьюра. Тускло-белая, как смерть, слоновая кость, таращилась на него из черного мха, словно глазное яблоко.
Глава тридцать третья

Оксфорд. Летний триместр, 1947 год
– Гомер вовсе не хотел, чтобы щит Ахилла считали реальным, настоящим предметом. Щит, как он описан в «Илиаде», – метафора мира, созданный богом плоский мир, окруженный рекой Океаном, где лежат все звезды, солнце и луна, мир и война, торговля и сельское хозяйство, работа и отдых, боги, люди и звери. – Студент поднял тревожный взгляд.
Он ввернул этот пассаж в отчаянной попытке протянуть время, отведенное на встречу с преподавателем. Преподаватель вроде пока ничего не замечал. Студенту не приходило в голову, что тот не меньше, чем он сам, хочет, чтобы часы занятий текли как можно менее болезненно.
– Но по-настоящему этот сияющий предмет создан из слов, а не из металла. Поэт явно хочет, чтобы его публика оставила свое неверие, пока сам он отвлекается на экфрасис. Такой громоздкий доспех был бы очень неудобным на поле боя. Несмотря на всю поэтическую убедительность и реалистичность, мы, к сожалению, должны признать щит фикцией, роскошным плодом воображения Гомера, творившего в те времена, когда оружейные технологии бронзового века были всего лишь легендой.
Рид смотрел в окно. На Терл-стрит женщины в летних платьях флиртовали с мужчинами в блейзерах и фланелевых брюках. На безупречных лужайках за университетскими изгородями стучали крокетные шары. Но Рид ничего не замечал. В воспоминаниях он опять стоял на краю утеса и вместе с Грантом держал веревку – они старались спустить щит со скалы так, чтобы не уронить его в воду. Вот он бредет обратно по речке, шлепая по отмелям и поддерживая Марину, у которой оказалась сломана нога. И вот он снова в лагуне, забирается в самолет, уповая на то, что поблизости не появятся русские.
Он понял, что студент отложил свое эссе и молчит, ожидая ответа, боясь прервать глубокие раздумья, в которые, судя по отсутствующему взгляду, погрузился профессор. И Рид подумал – есть свои преимущества в том, что тебя считают рассеянным гением.
Он улыбнулся:
– Продолжайте.
– Знаменательно то, что Гомер отдает этот щит Ахиллу. Словно хочет сказать, что Ахилл держит в своей руке целый мир. И когда он сражается, весь мир содрогается под ударами. В наш век, век атомных бомб и государственной службы здравоохранения, неудержимая ярость и крайняя элитарность, которую воплощает Ахилл, вряд ли найдут наше одобрение. – Студент поднял взгляд в очередной раз, раздумывая, не слишком ли смело он выступает, ведь неизвестно, слышал ли этот витающий в эмпиреях профессор про атомные бомбы и государственную службу здравоохранения. – Одиссей, который предпочитает ум силе, который в течение десяти лет стремится вернуться домой к семье, – в наше время, в нашей стране кажется более реалистичным героем. Но, по моему мнению, если мы хотим жить в лучшем мире, именно Ахилл предлагает нам путь к спасению. Да, в большей части «Илиады» он одержим гневом, не отдавая себе отчета в том, что его гнев несет разрушение всем, кто его окружает, – его боевым товарищам, друзьям, даже самому его близкому другу Патроклу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109