Он отвечал на мои вопросы, прикрыв глаза и опустив голову.
— Ворота открылись! — предупредил Сигурд.
— Может быть, Дрого и Рено тоже убил ты, из опасения, что они не смогут сохранить вашей страшной тайны? Что это за знак ты начертал кровью на лбу у Дрого?
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — почти шепотом сказал Куино.
— Дрого не желал принимать участия в этом богохульстве?
— Ха! — На губах Куино вновь заиграла мерзкая ухмылка. — Если Дрого о чем-то и мечтал, так это о тайных истинах, и потому он выполнял все, что говорила ему жрица. Первым Сара обратила именно Дрого, и он же первым разочаровался в ее учении. — Он скорчил гримасу. — Это произошло уже после того, как на наших спинах появились кресты.
— И после того, как вы отправились в языческое капище в Дафне и обратились к языческим богам?
Куино кивнул, как осужденный, подставляющий палачу шею.
— Вы зарезали теленка вовсе не для того, чтобы съесть его. Вы принесли его в жертву Митре, исполняя древний сатанинский обряд.
— Митре? — искренне изумился Куино. — Он сказал, что мы принесли его в жертву Ариману.
— Кто это сказал? Дрого?
— Жрец. Жрец, который привел нас туда.
В словах Куино вдруг зазвучала странная, похожая на страх сдержанность. Я внутренне напрягся, ожидая продолжения рассказа, но тут мое внимание привлек громкий треск, послышавшийся с противоположной стороны башни. Укрывшийся за зубцом стены Сигурд взводил арбалет.
— Они пошли в наступление.
Я поднял с каменного пола другой арбалет и стал натягивать его тетиву, наступив ногами на поперечину и, словно галерный гребец, потянув цангру на себя. Громко щелкнув, тетива опустилась на затвор, и я вложил в паз короткую стрелу. Воины, сидевшие в башне, уже поднимались наверх.
— Посмотри на восток! — прохрипел Куино, даже не пытаясь подняться на ноги. Он ослабел настолько, что вряд ли смог бы даже натянуть тетиву. — Они попытаются завладеть стенами, и им это, скорее всего, удастся.
Я посмотрел вниз. Как и сказал норманн, к стене врассыпную бежало сразу несколько турецких отрядов. Впереди мчались воины с лестницами; за ними, пытаясь предотвратить обстрел со стен, следовали лучники, осыпавшие нас своими стрелами. Одна из них угодила прямо в бойницу, но никого не задела.
— Смотри их сколько! — воскликнул Сигурд.
Я пробрался к нему и выглянул в бойницу. Внутри стен в долине между двумя вершинами появились турки, хлынувшие из крепости. Им не было конца: они накрыли всю землю волной стали и железа. Турки не придерживались какой-либо определенной стратегии или тактики — этого не позволяла местность. Они просто стремительно продвигались вперед.
Я различал в этой живой волне отдельные течения и водовороты. Разрушенная Боэмундом цистерна в центральной части долины служила своего рода волноломом и замедляла движение турок: их поток расщеплялся, огибая ее с обеих сторон, и турки теснились в промежутке между стеной и краем провала. Многие из них находились прямо под нашей башней.
— Стреляйте! — скомандовал я, хотя вряд ли меня кто-нибудь слышал.
Из византийцев и норманнов мы превратились в горстку доведенных до отчаяния людей, тонущих в океане вражьего войска. Увы, нас уравняла не дипломатия императора и не молитвы Адемара, но суровая реальность войны. Куино обозвал меня скорпионом, и я действительно превратился в скорпиона, разящего своим жалом противника. Я никогда не отличался в стрельбе из лука, но управиться со смертоносным арбалетом смог бы и мальчишка. Натягиваешь тетиву, заводишь ее за затвор, вкладываешь в паз стрелу, опускаешься на колено возле амбразуры, направляешь арбалет в нужную сторону и стреляешь в противника, метя немного выше цели, чтобы скорректировать угол полета, — только и всего. Враг шел на нас сплошной стеной, и промахнуться было просто невозможно. Я быстро вошел в этот ритм полудюжины повторяющихся движений, в коих и состоял теперь смысл моей жизни; от бездушного механизма меня отличало разве что чувство страха, которое я испытывал, приближаясь к амбразуре, ибо в любой момент мою жизнь могла оборвать стрела, пущенная врагом. Страхи эти не были безосновательными. Вокруг меня стояли бойцы норманнского гарнизона и варяги, обстреливавшие противника из луков и арбалетов, и двое из них уже пали от стрел врага.
Впоследствии я понял, сколь жалкими казались мы военачальникам, взиравшим на нас сверху: Боэмунду, находившемуся на южной вершине, и подошедшему со стороны северной крепости Кербоге. Настоящая битва шла в долине, хотя я видел ее лишь урывками в те моменты, когда выглядывал из амбразуры, и она представлялась мне фоном, на котором находились мои цели. Вначале турок оттеснили за цистерну, однако, когда я выглянул в амбразуру в следующий раз, они атаковали норманнские укрепления, находившиеся на противоположном склоне. Натиск их был столь велик, что казалось, они вот-вот должны завладеть вершиной. Тем не менее к тому времени, когда мне удалось еще раз взглянуть на поле боя, их передовые силы неожиданно остановились в замешательстве, неся серьезные потери, поскольку засевшие сверху норманнские лучники принялись осыпать их стрелами. Видимо, Боэмунд успел выстроить в кустарнике достаточно высокую стену или баррикаду, преодолеть которую атакующим было не под силу.
Я слишком долго наблюдал за ходом сражения. Во время боя подобная роскошь позволительна разве что трупам. Едва я скрылся за зубцом и прижался к стене, как в бойницу, едва не чиркнув меня по щеке, влетела турецкая стрела и угодила в спину одному из норманнов. Он перевалился через парапет и рухнул вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107