Первый из них рухнул наземь, сраженный вражеской стрелой, угодившей ему в горло, второй тоже упал на землю, однако сразу поднялся на ноги, принял боевую стойку и выставил перед собой щит. Вместе с Фирузом и другими подоспевшими рыцарями мы образовали перед воротами линию обороны. Одно из турецких копий оцарапало мне щеку, другое скользнуло по плечу. Нас могли уничтожить в любое мгновение.
Но наши ряды не поредели, а, наоборот, начали пополняться новыми бойцами. Длинные норманнские копья, просунутые сзади между нашими головами, не давали атакующим приблизиться. Напиравшие сзади рыцари толкали меня все дальше и дальше, наша линия выгибалась все сильнее. Я поскользнулся на мокрой от крови земле и упал, однако турки не успели проникнуть в эту брешь: мое место тут же занял норманн. Я оказался позади. Тем временем в бой вступали все новые и новые воины. Часть норманнов взобрались через башню на стену и стали сбрасывать защищавших ее турок вниз, где их добивали другие рыцари.
В ворота вбежал предводитель норманнов, алый плащ которого походил на пламя. Еще не запятнанный кровью меч Боэмунда отсвечивал серебром.
— Ворота города открыты, но победа еще далека! — прокричал он под одобрительный рев своих воинов. — Вильгельм! Мы с тобой поведем свои отряды к западным воротам, чтобы открыть их и положить конец осаде. Ты же, Раинульф, установишь мое знамя на самой высокой точке, дабы все видели, что город взят!
Все вокруг пришло в движение, и обо мне совершенно забыли. Большинство охочих до крови и грабежа норманнов устремились вслед за своим командиром, прочие рыцари решили добить турок и взять под свой контроль соседние стены и башни. Никто не обращал на меня внимания. Какое-то время я сидел на камне, однако запах крови и жестокость происходящего заставили меня подняться на поросший редким кустарником склон. Из-за горы появились первые лучи солнца, над Антиохией разгорался новый день. Он не сулил мне ничего хорошего.
Я забрался на небольшой выступ и взглянул вниз. Над городом поднимались клубы черного дыма. Время от времени порывы ветра доносили до моих ушей лязг стали и слабые отзвуки криков. Я видел, как открылись главные ворота, через которые в город ворвались новые полчища норманнов. Отсюда они напоминали мне муравьев, спешивших обглодать костяк поверженного великана. Впрочем, мне было уже не до них. Если я что-то и чувствовал, так это чудовищную усталость. На сердце же у меня было пусто.
Антиохия перешла в наши руки.

II
За стенами
(3 июня — 1 августа 1098 года)
20
Франки ворвались в город подобно сосуду с горящим маслом, сея повсюду пожары и смерть. На стенах, улицах и площадях, в домах и на полях убивали мужчин и насиловали женщин. Бесценное имущество сначала вытаскивалось из домов, если его можно было оттуда вытащить, затем вследствие своей громоздкости бросалось на улицах и наконец благодаря своим горючим свойствам попросту сжигалось. Закон и порядок уступили место беззаконию и хаосу. Резня прекратилась лишь к полудню.
Семь месяцев я ждал того момента, когда мы все-таки войдем в Антиохию; и вот теперь, уже через несколько часов, мне хотелось как можно скорее покинуть ее пределы. Я просидел в тени утеса все утро, наблюдая сверху за разорением города. Время от времени я порывался спуститься вниз и попытаться спасти невинных, но каждый раз прогонял эту мысль, понимая, что результатом моих усилий может стать разве что моя смерть. Это не мешало мне проклинать себя за трусость.
Когда солнце поднялось достаточно высоко, а крики почти смолкли, я стал спускаться по сыпучему склону. Идти в центр города, где наверняка все еще бесчинствовала озверевшая толпа, я не рискнул. Решив держаться окраин, я направился к маленьким воротам на юго-западе города, возле моста. Даже здесь все было превращено в руины. За каких-то полдня Божье воинство произвело такие разрушения, на которые могли уйти столетия. Повсюду валялись сорванные с петель двери; обугленные дома зияли провалами окон; битая посуда, тряпье, инструменты и резные игрушки устилали землю, словно наносы, оставленные схлынувшим потоком. Страшнее всего выглядели тела. Многие из них несли на себе свидетельства страшной смерти. Местами пыль городских улиц обратилась в кровавую грязь. Я вытащил из-под кольчуги подол туники и зажал тканью нос, держа в другой руке свой серебряный крест. Полчища жаждущих крови франков все еще рыскали по улицам в поисках поживы. На одной из улиц рыцарь, заверявшийся в оранжевую ткань, бежал за ползущей на четвереньках полуголой женщиной. Ткань вздымалась у него за плечами подобно крыльям. Он настолько опьянел от вида крови, что петлял между колоннами аркады как заяц. Недолго думая, я подставил ему ногу, надеясь, что он поднимется не сразу. Он рухнул рядом с наваленными кучей трупами турок и больше не двигался. Бежавшая от него женщина с плоской иссохшей грудью и выдранными прядями волос обернулась. Не испытывая ни малейшей благодарности, она швырнула в меня увесистый камень, который я отбил щитом, и исчезла в проулке.
В конце концов я добрался до городской стены. Распахнутые настежь ворота никем не охранялись, и я беспрепятственно прошел под аркой. Пройдя несколько шагов, я обернулся, поразившись тому, с какой легкостью мне удалось пройти сквозь ворота, запертые для нас в течение столь долгого времени. Находясь в городе, я даже не обратил внимания на его стены. Впрочем, изнутри они наверняка выглядели так же, каки снаружи.
Не знаю, что изменилось, я или мир, но все теперь представлялось мне иным. Лагерь, где не было ни людских толп, ни дыма, ни криков, тоже стал другим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107