– В последнее время люди во всем видят знамения. Среди лондонских начетчиков это стало настоящей модой.
– Верно.
Вероятно, уловив в ответе горькую нотку, она бросила на меня испытующий взгляд. Двадцать лет назад Дороти, Роджер и я – мы все были сторонниками Реформации, надеясь на то, что благодаря ей в мире возникнет новое христианское братство. Дороти и Роджер до сих пор верили в это. И хотя многие из их теперешних гостей в прежние дни тоже тяготели к реформаторству, в последнее время большинство обрело тихую гавань в повседневной профессиональной жизни. Люди были напуганы или разочарованы волнами религиозных конфликтов и репрессий, которые приобрели еще больший размах через десять лет после окончательного разрыва между нашим королем и Римом. Любопытно, думалось мне, догадывается ли Дороти о том, что моя вера тоже поизносилась до дыр и вот-вот закончится?
Она переменила тему разговора.
– Но есть и хорошая новость. Сегодня мы получили письмо от Сэмюеля. Значит, дороги в Бристоль снова открыты. – Она вздернула черные брови. – Воспользовавшись своим даром читать между строк, я пришла к выводу, что у него появилась девушка.
Сэмюель был единственным сыном Роджера и Дороти, светом их очей. Несколько лет назад они переехали в Бристоль, родной город Роджера, где ему предложили должность рикордера – мирового судьи с юрисдикцией по уголовным и гражданским делам. Год назад он вернулся к своей практике в Линкольнс-Инн, но Сэмюель, который в свои восемнадцать лет находился в учении у торговца мануфактурой, отказался переезжать, чем, насколько мне было известно, весьма расстроил родителей.
Я мягко улыбнулся.
– А ты уверена, что не домысливаешь в этом письме то, что хотела бы в нем прочесть?
– Нет! Он даже имя ее назвал – Элизабет. Она дочь торговца.
– До окончания срока учения он не сможет на ней жениться.
– Вот и хорошо. Значит, у них будет время, чтобы понять, подходят ли они друг другу. – На губах Дороти появилась плутовская улыбка. – А у меня – возможность послать в Бристоль какого-нибудь шпиона. Хотя бы твоего помощника, Барака. Я слышала, ему нет равных в делах такого рода.
Я рассмеялся.
– Барак по горло занят работой на меня. Придется тебе поискать другого шпиона.
– Мне нравится его едкое чувство юмора. Кстати, у него все в порядке?
– В прошлом году они с женой потеряли ребенка. Для него это стало тяжелым ударом, но он держится.
– А она?
– Я давно не видел Тамазин. Давно собираюсь пригласить их в гости, да никак не соберусь. А надо. Она столько возилась со мной, когда меня скрутила лихорадка.
– Суд прошений забирает все твое время. А еще то, что ты стал барристером высшего ранга. Я никогда не сомневалась в том, что ты когда-нибудь достигнешь подобных высот.
– Да, – улыбнулся я. – И это хорошая работа. Уже больше года прошло с тех пор, как архиепископ Кранмер назначил меня одним из двух барристеров, защищающих в суде интересы бедняков, а с этим назначением пришло и звание барристера высшего ранга. Никогда раньше я не получал такого удовольствия от своей работы. Но должен признаться, нагрузка весьма велика, а клиенты… Что ж, бедность не делает людей ни добрей, ни покладистей.
– Она этого и не может! – с горячностью подхватила Дороти. – Бедность – это проклятие!
– Но я не жалуюсь. Даже эта работа бывает разной.
Я помолчал.
– Вот как раз сейчас у меня появилось новое дело. Мальчика упрятали в Бедлам. Завтра я встречаюсь с его родителями.
– В Пальмовое воскресенье?
– Дело не терпит отлагательств.
– Понятно. Сумасшедший клиент.
– Сумасшедший он или нет, еще предстоит выяснить. Его отправили туда по приказу Тайного совета. Это одно из самых странных дел, которые мне только попадались. Весьма, весьма интересное, хотя, признаюсь, связываться с Тайным советом мне бы не хотелось.
– Ты обеспечишь торжество правосудия, я в этом не сомневаюсь.
Дороти положила ладонь мне на плечо.
– Мэтью!
Рядом со мной внезапно возник Роджер и горячо пожал мою руку. Он был невысок и гибок, с худым, но красивым лицом, не знающими покоя голубыми глазами и черной шевелюрой, уже начинавшей редеть. Его, как всегда, переполняла энергия. Даже несмотря на то, что Дороти досталась ему, я любил этого человека всей душой.
– Я слышал, вы получили письмо от Сэмюеля? – спросил я.
– Ага, написал, чертенок! Наконец-то!
– Меня ждут дела на кухне, – проговорила Дороти. – Скоро увидимся, Мэтью. Поговори пока с Роджером, у него есть интересная идея.
Я проводил ее легким поклоном, снова повернулся к Роджеру и тихо спросил:
– Ну что, как твои дела?
Он тоже понизил голос.
– Со мной такого больше не было, но я был бы рад повидаться с твоим другом доктором.
– Я заметил, как ты резко отвел глаза в сторону, когда во время спектакля Блуд скрючился на сцене.
– Да, это пугает меня, Мэтью.
Вид у него вдруг стал беспомощным и беззащитным, как у ребенка.
На протяжении последних недель Роджер несколько раз без всяких видимых причин терял сознание и падал в обморок. Он боялся, что у него начинается падучая – ужасная болезнь, которая заставляет здорового с виду человека ни с того ни с сего валиться на землю, корчиться и рычать, аки зверь. Болезнь неизлечимая, которую одни считают разновидностью временного умопомешательства, другие – свидетельством одержимости дьяволом. То, что приступ мог начаться в любой момент, заставляло людей сторониться больных этим недугом, и уж, по крайней мере, ни о какой карьере юриста для них и речи быть не могло.
Я ободряюще сжал его руку.
– Гай докопается до причин, обещаю тебе.
Роджер открыл передо мной душу за ужином на прошлой неделе, и я пообещал ему устроить встречу с моим другом доктором не позже чем через четыре дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30