— Ты делала наши портреты?
— О, я не очень старалась.
Виргилий протянул каждому его портрет. Сходство было поразительное. Чезаре ухмыльнулся при виде своего брюха, пухлых щек и губ. И только Предом молчал. Он был потрясен, увидев свое собственное лицо. Часто ли на нем бывала эта маска серьезности с горькой складкой у рта, с пеленой грусти в глазах? Он уже хотел запротестовать, но тут до него дошло: Мариетта схватила выражение его лица в тот момент, когда мысленно он был с Виолеттой. Он обернулся к художнице и грустно улыбнулся ей. Один Пьер выразил свое удовольствие:
— Да ты просто гениальный портретист!
Она поблагодарила его, но напомнила, что все относительно.
— Отец признает, что мне довольно легко дается сходство. Но настоящим гением портрета был Тициан. Его персонажи продолжают жить на полотне. Они дышат, трепещут. Известно ли вам, что, когда в 1548 году император взглянул на портрет своей жены, Изабеллы Португальской, умершей за десять лет до этого, он решил, что она ожила? У маэстро был девиз « Natura potentior ars» — «Искусство сильнее природы» и символ: медведица, вылизывающая своего детеныша. Говорят, медведи рождаются бесформенными и мать придает им определенную форму.
— А ведь это еще один герметический символ! — вставил Песо-Мануций.
— Подобно медведице, Тициан придавал форму бесформенной материи, наделяя ее душой. В какой-то степени бросал вызов природе. За это его сравнивали с художниками античности, окрестили «новым Апеллесом». Известна ли вам история с виноградной гроздью, написанной Апеллесом, ах нет, кажется, Зевксисом?
— Помнится, я читал об этом у Плиния-старшего, — отозвался Виргилий, до тех пор не сводивший глаз со своего портрета. — Художник изобразил мальчика с гроздью винограда, а птицы начали слетаться и клевать ягоды.
— То же произошло и с Тицианом во время его пребывания в Риме в 1545 или 1546 году, — продолжала Мариетта. — Он закончил портрет папы и выставил его на альтане, чтобы просушить лак. К его великому изумлению, прохожие, думая, что перед ними Павел Третий собственной персоной, снимали шляпы и кланялись, выражая понтифику свое почтение. Я в своих работах далека от подобного совершенства. А пока я рада, что наброски вам по душе, и охотно их вам дарю. Подарок был принят с неподдельной радостью.
— Пошлю его Лизетте, чтобы не забывала меня в разлуке, — радовался Пьер.
Небо, напротив, нахмурилось, начало погромыхивать, приближалась гроза.
Покинув сад, компания распалась: дядя отправился по делам, а Мариетта — домой: она опасалась за развешенное утром белье. Но обещала как можно скорее управиться с делами и примчаться на Бири-Гранде.
Пьер и Виргилий сразу же поспешили туда и застали там Пальму. Он сидел на скамеечке перед двенадцатью квадратными метрами «Пьеты». Работа у него продвигалась. Силуэт ангела с факелом в руках уже вырисовывался в трех локтях над головой Никодима справа от арки, покрытой золоченой мозаикой и с изображенным на ней пеликаном, разрывающим свои внутренности. Мариетта была права. Но что это означало: распятие или алхимический символ? Друзья постарались разузнать, что думает о птице ученик маэстро.
— Пеликан разрывает свою грудь, чтобы накормить голодных птенцов. Это метафора самопожертвования, отсылающая к смерти Христа, отдавшего жизнь ради спасения людей. Однако в данном конкретном случае, зная, что это последнее полотно маэстро и что он писал его под впечатлением болезни Горацио, возможно, тут следует усматривать еще и свидетельство отцовской любви.
И пока друзья переваривали сказанное Пальмой, сам он взобрался на лесенку, обмакнул кисть в склянку и положил мазок. Некоторое время друзья молча наблюдали за его работой, затем отметили вслух, что со вчерашнего дня она значительно продвинулась.
— Наоборот, идет медленно, поскольку на каждый мазок я испрашиваю позволения маэстро!
Он указал на правый нижний угол картины. Друзья присели. При внимательном рассмотрении там можно было различить гербовый щит и картину в картине — и то, и другое было как бы прислонено к цоколю в виде львиной головы, на которой стояло изваяние Сибиллы.
— Это герб семейства Вечеллио, — пояснил Пальма. — А то — небольшой обетный рисунок, на котором представлен сам Тициан и Горацио, преклонившие колена в мольбе перед еще одной крохотной «Пьетой», парящей в небе на облаке.
— Призыв о помощи. Он молит Пресвятую Деву о чуде — спасти их от чумы, — проговорил Пьер.
— И в какой-то степени автограф маэстро, поскольку другого я нигде не вижу, — добавил Виргилий.
— Он не успел его поставить, — подтвердил Пальма. Соскочив с лесенки, он нежно провел рукой по нижнему краю полотна, под ногами Христа.
— Здесь, на ступеньке возвышения, на которой находятся Христос и Дева Мария, я опишу историю полотна. Что-нибудь вроде: «То, что не успел завершить Тициан, с почтением завершил и посвятил Богу Пальма». На латыни, конечно.
Виргилий тут же перевел текст на латынь:
— Quod Titianus inchoatum reliquit / Palma reverenter absolvit / Deoq. dedicavit opus.
— Маэстро не знал латыни, но подписывался Titianus, часто красным цветом. Может, этим цветом воспользоваться и мне…
Только тут художник заметил, что склянка почти пуста. От досады он тяжело вздохнул. А Предому пришла в это время в голову мысль, что если Пальма действительно будет «reverenter», то есть почтителен по отношению к маэстро, ему придется использовать лишь три цвета. Художник обернулся к друзьям:
— Вы ведь еще побудете? Мне нужно сбегать в лавочку в квартал Святого Мартина за красной камедью на основе кошенили и бразильского дерева. Много времени это не займет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95