— Рисунки из архива! — Устроившись среди друзей, он принялся заново просматривать их. — Когда мы прибирались в мастерской, нам попался такой же чертеж, вспомни, Пьер!
Виргилий протянул другу клочок бумаги, оставленный беглецом, тот положил его в карман. Пытаясь воскресить в памяти Пьера тот день, он быстро просматривал рисунки. И вдруг потряс одним из них, воскликнув: «Эврика!»
Мариетта, Пьер и Пальма вырвали у него из рук лист бумаги. Виргилий оказался прав. Во всяком случае, частично. На листке бумаги было не две, а пять виньеток, последние две — полностью идентичны тем, что они нашли.
— Но как это попало в архив Тициана? — в один голос воскликнули два художника. — Это не его рисунок! Это не его рука, не его манера!
— Да? — удивился Предом. — Значит, разбирая с Пьером бумаги, мы выбрали все рисунки, которые нашли, из общей кипы бумаг, однако, не будучи знатоками, не смогли отличить тициановскую руку от чьей-то другой.
— В другом случае я не был бы столь уверен, но тут — повторяю: это не тициановский набросок.
Тон ученика маэстро был непререкаем. И это лишь добавляло таинственности происходящему.
— Если эти ангелы и лев не принадлежат его руке, то почему они были в его мастерской? — медленно проговорил Виргилий.
Вопрос так и остался без ответа, когда в лучах заходящего солнца они простились друг с другом. Пьер и Виргилий предложили Мариетте проводить ее до дому, но она отказалась. Ночная Венеция не пугала ее. Каких-нибудь четверть часа — и она дома.
Так они и разошлись в разные стороны — французы отправились к дому Песо-Мануция, Мариетта — по направлению к церкви Богородицы в Садах. Она настолько изучила Каннареджо, его улочки, тупички, каналетто, что могла бы добраться до дому с завязанными глазами. Проходя мимо Доброй Удачи, она не могла удержать дрожи при воспоминании о человеке, которому она накануне помогла. Ночь показалась ей вдруг не такой уж спокойной, а одиночество не таким уж безопасным. Она ускорила шаг. Еще два мостика — и она спрыгнула на мощенную кирпичом площадь Аббатства и нырнула под арку строящейся Новой Школы Милосердия.
Место было мрачное. Мариетта сделала над собой усилие, чтобы побороть интуитивный страх, поднимавшийся в ней. Набережная, на которую она ступила, вела прямо к ее дому. Внезапно перед ней мелькнула чья-то тень. Она вскрикнула. Но рука в перчатке закрыла ей рот. Мариетта не успела даже начать отбиваться, как та, что напала на нее — а это была женщина, — наклонилась в облаке сладкого аромата к ее уху.
— Ты и твои друзья из Парижа должны были бы начать с вопроса, где был твой отец 7 августа 1574 года между одиннадцатью и полуночью. Это было бы весьма интересно и для авогадори.
Затем Мариетту толкнули. Падая, она попыталась ухватиться за одежду нападавшей, но кусок ткани, в который она вцепилась, оторвался — это был красный бант. Так, зажав в руках красный бант, она и полетела головой в черную воду канала делла Сенса.
Глава 7
— В тот злополучный вечер, когда гости прощались с Атикой, батюшка находился на углу улицы Терпимости…
Мариетта замолчала. Те же, к кому было обращено ее признание — Виргилий, Пьер, Чезаре и кот Занни, — прямо-таки лишились дара речи. Повисла тишина. Каждый принялся лихорадочно соображать, первое — к чему может привести подобное признание, и второе — теперь Якопо Робусти возглавляет список подозреваемых. Словно догадавшись о том, что делалось в головах присутствующих, Мариетта воскликнула:
— Это несчастное стечение обстоятельств! Отец не убивал! Он мне это сказал, и я ему верю. Прошу и вас верить ему и помочь нам!
Слова Мариетты звучали весьма убедительно, не в ее натуре было хныкать. И все же Виргилий не удержался от вопроса, волновавшего всех:
— Что привело твоего отца в квартал Дорсодуро?
Дочь Тинторетто смутилась, ей пришлось даже прочистить горло, прежде чем ответить:
— Другого выхода нет, придется выдать его тайну. Но заклинаю вас хранить ее. — Она на мгновение потупила взор, затем прямо взглянула в глаза тем, кто ждал ее ответа. — У него было свидание… с Наиной. — Вздохнув, она продолжала: — Два года назад Нанна жила неподалеку от Атики. Отец пришел к ней, когда звонили одиннадцатый час, а ушел за четверть часа до полуночи. Нанна вышла подышать воздухом и прогуливалась под окнами Атики. В крайнем случае у отца есть алиби… Но сколь позорное! Если оно станет достоянием многих, наша семья умрет со стыда. Потому-то найти настоящего убийцу для меня — дело чести!
Мариетта не могла продолжать, так как расчихалась, что явилось следствием вчерашнего падения в воду канала. Пьер отправился за носовым платком, Чезаре — за микстурой. Виргилий осознал, что то, что раньше в общем-то представляло собой некое умозрительное предприятие, теперь начинало затрагивать интересы людей, которые были ему небезразличны.
И тут сразу возникало два новых вопроса. Кто напал на Мариетту? С какого конца приступать к расследованию? Первый из них вызвал кучу дополнительных вопросительных знаков. Откуда кому-то было знать об интересе друзей к убийству Атики? Могла ли проболтаться Нанна? Откуда нападавшей было известно о том, где был в вечер убийства Тинторетто? Могли ли приглашенные на вечер встретить и узнать отца Мариетты? И наконец, была ли напавшая на его дочь и обшарившая мастерскую Тициана несколько дней назад одним и тем же лицом? Судя по красным бантам, это было вполне возможно.
Второй вопрос решился сам собой. Когда Мариетта выбралась накануне из канала и промокшая вернулась домой, брат вручил ей записку от Нанны. В ней она благодарила Пьера за помощь и писала, что вспомнила о дальнейшей судьбе Эбено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95