Он сидел в кафетерии на третьем этаже, среди хромированных стульев, светильников с приглушенным светом, столов, украшенных вазами, в каждой из которых стояла красная роза на длинном стебле.
При виде Наташи Тоби встал, широко улыбнулся, расцеловал в обе щеки и усадил за стол.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказал он, и Наташа почувствовала себя виноватой, потому что, выбирая наряд, рассчитывала произвести впечатление на другого мужчину. Под кожаным пиджаком на ней была надета расшитая черная муслиновая блузка. Ансамбль дополняла длинная темно-фиолетовая юбка с неровной линией низа, а вокруг шеи обвилось черное боа из перьев.
Она жаждала услышать рассказ о его поисках, но вид у Тоби был рассеянно-равнодушным. Он заказал чай, поставил перед ней блюдечко с маслом и тарелочку с лепешками.
– Ешь давай, – сказал он тоном строгого отца.
– Ну, – проговорила она с набитым ртом, – что стряслось?
– Твои Дженет и Джон Маршалл оказались прелюбопытными личностями, – начал Тоби, поставив на стол набитый до отказа портфель из потертой желто-коричневой кожи с ремешками и пряжками, похожий на старомодный школьный ранец.
Он извлек пачку бумаг, портативный компьютер и большой черно-красный линованный блокнот. Наташа с интересом наблюдала, как он нажимает на кнопки, листает страницы. Тоби производил впечатление человека неорганизованного, но ни разу не подводил ее в работе.
– Существует собрание документов под названием библиотека Эшли, в котором можно найти переписку Россетти и членов его группы, – сообщил он. – Письма собрал человек по имени Томас Вайс, который интересовался творчеством прерафаэлитов и в то же время имел репутацию фальсификатора. Предположительно, ему удалось заполучить настоящую страничку из тетради, эксгумированной из могилы Лиззи Сиддал, но это так, к слову. Если верить документам, фигура доктора Маршалла более чем примечательна. На протяжении многих лет он был медицинским консультантом Россетти, дружил с Фордом Мэддоксом Брауном и братом Россетти, Вильямом. Судя по всему, Россетти был трудным и капризным пациентом и никогда не оплачивал счета вовремя. История стара, как мир – мятежный художник, к которому настоящая слава и признание придут только после смерти.
– Должно быть, это горько ощущать, – прокомментировала Наташа.
– Знать, что после смерти тебя ожидает слава? Хороший повод, чтобы стремиться к вершине.
Она с трудом сглотнула.
– Но все дело в том, что никогда не знаешь, что ждет тебя в будущем – слава или забвение.
– В то время как большинство из нас, смертных, точно знает, что это будет забвение. Может, бедный доктор Маршалл был бы гораздо более счастлив, если бы его забыли, – усмехнулся Тоби. – Тем не менее вернемся к теме. Похоже, что между ним и его известным пациентом существовало взаимное уважение. Есть письмо Россетти к Маршаллу с выражением соболезнований по поводу смерти младшей дочери, Ады, и еще одно, в котором Россетти предлагает Маршаллу свою поддержку, узнав о том, что доктор претендует на место главы кафедры анатомии в Королевской академии. Судя по следующему письму с поздравлениями, Маршалл получил это место.
Тоби подался вперед.
– Форд Мэддокс Браун вызвал Маршалла в ночь смерти Лиззи Сиддал. – Он поднял глаза. – Ты знала об этом?
Наташа покачала головой, ожидая продолжения.
– Маршалла еще раз позвали спустя два дня после смерти Лиззи, поскольку Россетти взбрело в голову, что она не умерла, а просто впала в бессознательное состояние из-за лекарств... Бедняга. Я всегда находил ужасной их обычай оставлять трупы в доме на несколько дней.
С этим Наташа была согласна.
– Дал ли доктор Маршалл какое-либо заключение о причине смерти?
– К сожалению, я не смог его найти. Однако его мнение о состоянии здоровья Лиззи до трагедии довольно подробно записано. Он писал Россетти о том, что физически она здорова, что ее слабость вызвана состоянием, которое теперь принято называть стрессом. Он предлагал отправить ее на Ривьеру и на курорт в Мэтлок для восстановления сил и поправки здоровья. Есть письмо Джорджины Берн-Джоунс, в котором она выражает свое удивление тем, как страдает Лиззи, не имея определенного заболевания. Другой доктор поставил ей диагноз «искривление позвоночника». У меня есть предположение, что она страдала от застарелой формы анорексии. Однако при этом не исключено, что и вывод Маршалла о психическом или психосоматическом заболевании также был правильным. Можно предположить, что ее стресс, или депрессия, или что там у нее было могли усугубиться после рождения мертвого ребенка, как ты считаешь?
Наташа кивнула.
– Вернемся к доктору Маршаллу. Он присутствовал во время родов, потом Россетти послал за ним снова, когда Лиззи впала в состояние глубокого отчаяния. Джорджина Берн-Джоунс пишет, что Лиззи качала пустую колыбель возле камина, говоря входящим: «Тише, вы его разбудите». Как бы там ни было, предположение о том, что она могла покончить с собой, вполне оправданно. Эвелин Во, Виолетта Хант, Холл Кэйн соглашаются с этим, хотя надо учесть, что все они, писатели-романисты, охочи до подобных историй, не так ли? Все сошлись на том, что у Лиззи развилась паранойя: каждый раз, когда Россетти уезжал из дома, она видела его в объятиях другой женщины. Если прибавить к этому депрессию, вызванную смертью ребенка... Есть также мнение, что нашли ее предсмертную записку – то ли она приколола ее к ночной рубашке, то ли бросила на пол рядом с кроватью.
Тоби остановился, откусил кусок лепешки, медленно разжевал. Наташины мысли пришли в движение. Неужели Бетани рассказали все это, когда она звонила в Британскую библиотеку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98