– Где это было снято?
– На квартире. Она попросила меня дождаться, чтобы она уснула по-настоящему. Бетани говорила: «Единственное, чего нельзя увидеть, – это как ты выглядишь, когда спишь. Разве что кто-то сфотографирует тебя в этот момент».
В этом было что-то невероятно интимное. Наблюдать за спящим – дело любовника или близкого родственника. Однако на этот раз на Бетани смотрели не глаза влюбленного, а холодный, безразличный глаз объектива камеры.
Адам вытянул фото из руки Наташи. Его глаза были холодны, лицо – непроницаемо. Хотя в голосе слышались печаль и сожаление:
– Она сказала, что было бы интересно увидеть выражение своего лица, когда ей снятся сны. Теперь он смотрел на фотографию и шептал, словно рядом спала та, кого он боялся разбудить.
Наташа с усилием произнесла:
– Она выглядит так, будто...
– Я знаю, – отрезал он. – Это было частью замысла. Вы знаете, с чего начиналась коммерческая фотография?
Наташа знала, но отрицательно покачала головой. Она хотела услышать эту историю от него.
– Первые фотографы, которые получили деньги за свою работу, фотографировали покойников. Задолго до того, как появились свадебные фотографии и студийные портреты, фотографии умерших, особенно если это были дети или молодые люди, родственники покупали на память для своей семьи. Их называли похоронными фотографиями. Это звучит жутко, но я их видел. Некоторые невероятно красивы. – Он положил снимок обратно в папку и теперь смотрел на Наташу. – То, что мертвые похожи на спящих, не совсем правда. Это не детский сон, невинный и мирный. Безусловно, викторианцы были озабочены темой смерти. Почти так же, как мы сейчас озабочены сексом. Только секс уже утратил часть своей таинственности, не правда ли? Смерть – единственное, на чем еще лежит табу.
Наташа вспомнила, какие указания Адам давал моделям во время обоих сеансов фотосъемки. Идея смерти увлекла его. В какой-то мере она могла его понять. Тогда почему реализация этой идеи повергала ее в состояние ужаса?
– Я думаю, что в этом кроется одна из причин популярности творчества прерафаэлитов, – заметил Адам. – Они охватили все. Секс и смерть, а также наркотики. – Он замолчал, извлекая файл с фотографиями. – Видите ли, принято считать, что Россетти рисовал Беату Беатрикс после похорон Лиззи. Однако бабушка Бетани рассказывала, что в качестве модели он использовал труп Лиззи. Если это правда, картина превращается в своеобразное похоронное фото. – Он взглянул на нее. – Вот уж ирония...
– Что?
Ее вопрос прозвучал слишком напряженно. Она попыталась скрыть свои эмоции, проговорив:
– О чем вы?
– Если бы я сумел передать разницу между реальным и притворным сном, то Бетани могла бы сейчас быть здесь.
– Что вы этим хотите сказать?
– В ту ночь она, должно быть, притворилась, что уснула. Если бы я не выпил тогда вина, я не спал бы так крепко.
– Я точно знаю – легко заставить кого-нибудь поверить, что спишь. Я часто так делала.
– Зачем?
– Я всегда страдала бессонницей. А моя мама никогда не понимала этого. Как правило, мои ночные бдения ее не на шутку расстраивали. Когда она поднималась в мою спальню, я притворялась, чтобы не огорчать ее.
– Наверное, самая тоскливая вещь на свете – бессонница.
Он открыл каталожный шкаф, чтобы вернуть папку на место. Она вытянула шею, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь еще. Заполнен до отказа. Наташа прочла надписи на указателях других папок. Анна. Кристин. Эмма. Фрэнсис. Как минимум, десяток женских имен.
Адам что-то говорил о лишении сна как одном из видов пыток, но она его не слушала. Ей необходимо увидеть остальные фотографии и узнать, что находится в двух других шкафах...
Еще до конца не осознав, что делает, Наташа шагнула назад, протянула руку за спину и потрогала дверь. Холодная, металлическая. Потом ее пальцы наткнулась на тонкий металлический предмет. Она нащупала выступ и сдвинула засов в сторону.
Потом сказала, что ей пора идти, и почувствовала на талии пальцы Адама, подталкивающие ее к выходу.
Подъем из подземной комнаты показался пробуждением.
Снаружи шел дождь, улица была оживленной и яркой. Огни автомобильных и уличных фонарей, полоски света, льющегося из окон, отражались в мокром асфальте. Мимо двигался бесконечный поток людей с зонтиками, в теплой одежде.
– Мечтаю, что вы позволите сфотографировать вас как следует, – недвусмысленно произнес Адам.
Наташа отшатнулась, подумав о Бетани.
– Ни за что.
– А в виде шутки? – Он указал взглядом на домофон. – Перефразированная цитата великого Россетти.
Т.R. До нее дошло. «Братство прерафаэлитов». Впервые Наташа задумалась о том, боится ли она привидений.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Она доехала до транспортной развязки Пиэ Три, потом повернула обратно. Возвращаясь в город, Наташа еще не знала, что ей делать дальше. И не знала даже, чего бы ей сейчас хотелось.
Завсегдатаи стояли возле игорного дома, ожидая, пока откроются двери. В офисе архитекторов по-прежнему горел свет. С улицы через незакрытые жалюзи была видна знакомая девушка в синем брючном костюме, она сидела перед экраном компьютера, и на лице у нее лежал отблеск голубого электрического света. Полуподвал был погружен в полную темноту. Чтобы быть полностью уверенной, Наташа надавила на кнопку звонка. В ответ – тишина.
Вернувшись на улицу, она позвонила в желтую дверь. Девушка открыла, держа в одной руке кипу бумаг, в другой – степлер. На лице у нее появилась растерянная улыбка.
– Здравствуйте еще раз, – проговорила Наташа самым легкомысленным тоном, на какой была способна. – Видите ли, мне очень неловко вас беспокоить, но я оставила свой телефон внизу в студии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98