Окружающих интересуют только «современные» скандалы.
Стивен был прав. Не стоит взваливать всю ответственность на себя. Но, взглянув на лицо Адама, в котором под ожесточением пряталась боль, она не нашла слов, чтобы рассказать ему о записке. Что произойдет, если и он не сможет ее объяснить? Вдруг он придет к тому же выводу, что и Наташа? Было бы слишком жестоко сообщить об этом сейчас, когда он только что узнал, что практически не существует способа разыскать Бетани.
Все же в глубине души жило подозрение, что она не до конца честна с собой. Тому была причина – ее не покидало ощущение, что Адам что-то от нее скрывает.
Она наблюдала, как он курит, пытаясь примерить на него комментарии Мэри. Такие парни часто отталкивают от себя или просто отделываются от девчонок.
К своему ужасу, Наташа осознала, что и то, и другое не так уж невозможно в случае с Адамом.
Адам швырнул меню на стол.
– Ну ладно, – бросил он. – Лучше скажите, сколько я вам должен.
– Нисколько. Я не сделала того, о чем вы меня просили. Послушайте, мы можем попытаться сделать еще одну вещь.
– Что именно?
Она сделала глубокий вдох, обдумывая несколько позитивных предложений.
– Женщины в то время крайне редко оставляли завещание. Однако ее часть наследства должна была отойти кому-нибудь из сестер или брату. Я хочу отследить всех трех.
Казалось, он не особенно обрадовался услышанному. Как и Наташа, которая знала, что напрасно тратит время. Бетани могла ошибочно полагать, что является потомком девушки, написавшей дневник.
Единственный верный вариант – отнести записку в полицию. Полсекунды она размышляла, можно ли это сделать, не поставив в известность Адама. Конечно же, нет.
– Послушайте, только из-за того, что нет прямого кровного родства с Дженет, дневник нельзя считать совсем уж бесполезным. Я хочу еще раз его просмотреть, может, найду что-нибудь. Какой-нибудь ключ, ну, я не знаю, упоминание какого-нибудь адреса или кого-нибудь из пациентов доктора...
Подошла официантка с записной книжкой. Наташа заказала королевских креветок в кокосовом соусе и рис, приготовленный на пару – то, что она уже здесь пробовала. Адам сказал, чтобы ему приготовили то же самое, потом откинулся на спинку стула.
– А что, если я в корне не прав? – Его тон вызвал у Наташи предчувствие, что его дальнейшие слова ей не понравятся. – Россетти положил свои стихи в гроб Лиззи Сиддал в качестве последнего «прости», своего рода большой жертвы. Так? Допустим... я просто рассуждаю. А что, если дневник – это попытка Бетани повторить историю Россетти и Лиззи? Я не удивился бы, если бы она сделала что-либо подобное. Что, если она хотела, чтобы у меня оставался символ, эдакий памятный подарок?
Наташа наполнила оба стакана, стараясь не поддаваться впечатлению от сказанного Адамом.
– Послушайте, – настаивал он, – я благодарен вам за то, что вы сделали. Но, может, нам следует поставить на этом точку? Признать поражение.
Она протянула Адаму стакан.
– Боюсь, это не то, чему меня учили и с чем я могу согласиться.
В награду она получила слабую улыбку, первую за этот номер.
– Это я понимаю.
Как он воспримет, если с Бетани действительно что-нибудь произойдет? Как ты сама сможешь это пережить?
– Расскажите мне о ней побольше.
– Что вы хотите узнать? – в его тоне опять появилась скука.
– Я точно не знаю. Что-нибудь. Все. Какую музыку она любила?
Музыка всегда служила ключом к пониманию души человека.
– Тhe Doors. Джима Моррисона.
Отлично. Джим Моррисон покончил жизнь самоубийством. Но у Наташи тоже были все его альбомы. И виниловые пластинки, и компакт-диски.
– Ей нравилась ее работа?
– Я полагаю, очень. Она знала о цветах много интересного.
Наташа подалась вперед, поставив локти на стол.
– Например?
Он пожал плечами.
– Она рассказывала мне о цыганских похоронах. В частности, о том, что они укладывают цветы в форме «разбитого сердца», с зигзагом из красных роз, символизирующим трещину. Во время Второй мировой войны, говорила она, существовал запрет на транспортировку цветов по железной дороге. Тогда в Ковент-Гарден придумали провозить анемоны контрабандой, в корзинах с брокколи. Я никогда не думал, что у цветов такие поэтические названия: «Звезда Вифлеема», «Крылья Ангела», «Амарант Прекрасный». – Он раскурил еще одну сигарету. – У нее была жестяная коробочка со старинной картинкой, такая, знаете, из-под грушевого мыла или чего-то подобного. Я нашел ее в гардеробе, где она хранила одежду, когда оставалась у меня. Она хранила любую мелочь. Там были билеты – свидетельства наших походов в художественные галереи, снимки-«полароиды», оставшиеся после съемок, клочок бумаги с номером моего телефона, который я дал ей при первой нашей встрече. Она сохранила даже этикетку от капуччино, который купила в тот день, когда мы познакомились.
Бетани его очень любила. Почему же она ушла?
Наташа вспомнила маленькую музыкальную шкатулку с секретным механизмом, в которой в детстве хранила конфеты. Теперь в ней лежали кусочки фольги, оставшиеся от конфеты в форме звезды, которую Маркус купил в Сту Фаер, когда они впервые вместе проводили уик-энд. Она чувствовала себя ненормальной, сохраняя их, но не могла заставить себя выбросить этот мусор.
– Она дала мне фотографию, которую сделала сама в двенадцать лет, – сказал Адам. Он извлек бумажник из кармана и вытащил моментальный снимок, изображавший канал с несколькими лодками.
Наташа перевернула карточку. Икс Бетани – аккуратно было написано черными чернилами на обороте.
Была ли фотография сделана где-нибудь поблизости от того места, где она жила, куда приезжала на каникулы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98