Сначала она подошла к сектору с синими файлами, содержащими результаты переписи 1861 года. Особенно не надеясь на успех, проверила списки лондонских улиц, для которых сохранились результаты переписи необходимого десятилетия. Полные результаты переписи населения Лондона не удавалось найти в течение многих лет, и лишь совсем недавно их обнаружили в глубине шкафа в палате лордов. Однако значительная часть информации отсутствовала.
Естественно, Сэвил Роу упоминалась в числе улиц, результаты переписи обитателей которых не сохранились. Ничего страшного. Маршаллы никуда не переезжали в течение последующих десяти лет. Наташа перешла к коричневым файлам за 1871 год, проверила указатель названий улиц и нашла, в какой регистрационный район была включена Сэвил Роу. Оказалось – Вестминстер Сент-Джеймс. Она записала классификационный код и номер страницы, вынула микрофильм из футляра, взамен вставив туда черный ящичек, чтобы впоследствии легко найти это место.
Она вернулась к читающему устройству, включила аппарат, вставила пленку, прокрутила и нажала на пуск, следя за именами и датами, скользящими в окошке. Потом повернула диск, чтобы замедлить движение пленки. Увидев нужную страницу, сфокусировала изображение.
И здесь он был. Джон Маршалл. Семейное положение: вдовец. Возраст: 52 года. Место рождения: Или, Кембридж, Англия. Владелец дома. Профессия: хирург. Данные были записаны от руки, но Наташины натренированные глаза довольно легко прочитали написанное. В доме по адресу «Сэвил Роу, 10» вечером 2 апреля 1871 года находилось трое слуг: Сара Моррис, повариха; Эмили Купер, экономка, и Альфред Данкли, лакей. Присутствовало также четверо детей Дж. Маршалла. Три дочери: Эллен, 29 лет, Ада, 21 год, и Элеонора, десяти лет. Единственный «Дж.» оказался сыном доктора Маршалла, естественно, Джоном, которому было двадцать пять лет.
У Наташи упало сердце. Проклятье! Ни одной дочери, чье имя начинается с «Дж». Она свирепо уставилась на экран, словно надеялась силой воли вызвать из прошлого еще одно имя.
И тогда ей в голову пришла блестящая мысль. В викторианские времена существовала традиция первенцам обоих полов давать имя одного из родителей, но в кругу семьи этих детей называли средним именем во избежание путаницы. Так что вполне вероятно, что умершую жену доктора Маршалла звали Эллен. Также вероятно, и даже вполне возможно, что старшей дочери при рождении дали второе имя, которое начиналось с буквы «Джей». Или могло случиться так, что миссис Маршалл звали не Эллен, и у нее была другая, самая старшая дочь – Джейн, Дженни или Джоан, которая вышла замуж и уехала из родительского дома до переписи 1871 года.
Наташа прокрутила пленку обратно, подошла к фотокопировальному аппарату и отпечатала нужную страницу.
Она спустилась по лестнице и, сделав в голове мгновенное умозаключение, толкнула тяжелую стеклянную дверь, ведущую в читальный зал Национального управления статистики. Здесь всегда было подчеркнуто тихо, словно из уважения к мертвым. Чтобы посетитель не забывал о том, что он окружен ими – тысячами имен и тысячами историй жизни.
Как всегда, здесь роились исследователи: старательно изучали обширные каталоги, переговаривались шепотом. Лишь изредка глухо постукивали латунные углы тяжелых переплетов, которые аккуратно извлекали или ставили на место в бесконечных рядах бледно-серых металлических шкафов.
Найти запись о рождении Эллен было относительно легко. В 1871 году ей было двадцать девять, значит, она родилась в 1842 или 1843 году.
С тех пор как Наташа прослушала курс геральдики – основное требование к специалисту в этой области, – она не видела ни одного цветового обозначения, которое автоматически не отражало бы суть того, что должно было символизировать, намеренно или нет. Официальные записи о рождении были заключены в красные переплеты – в геральдике цвет силы духа. Цвет магии. А также цвет крови. Каталоги с записями о заключении браков были зелеными – цвет подобран как нельзя лучше, если учесть, что зеленый на гербах обозначал любовь. Реестры смерти, стоящие вдоль задней стены, были черными, что тоже неудивительно – черный, цвет траура и скорби, в геральдике трактовался как цвет мудрости. В углу, почему-то рядом с каталогами записей о смерти, а не о регистрации рождения детей, что было бы гораздо более уместным, находился еще один маленький сектор – записи об усыновлении в двуцветных, красных с темно-желтым переплетах. Наташа однажды заглянула туда, но не открыла для себя ничего нового, и больше к ним не обращалась.
Она подошла к красным реестрам в правом дальнем конце зала и начала поиск с марта 1842 года. Наташа ухватилась за покрытую потертой и слегка засаленной тканью рукоятку, дернула ее вниз, повернула и опустила на деревянную наклонную полку, которая тянулась вдоль всего прохода. Перевернула несколько скрепленных ниткой вощеных страниц с надписями, сделанными черными чернилами. В районе Вестминстер Сент-Джеймс не родилось ни одной Эллен Маршалл. Она просмотрела все записи вплоть до июля. Ни одной нужной строчки. Исследование сведений, отражавших третий и четвертый кварталы 1842 года, не прояснило ситуацию. Как и каталоги за 1843 год.
Наташа решительно перешла к следующему году. В те времена законом не был установлен срок, в течение которого родителям вменялось в обязанность зарегистрировать рождение ребенка. Такой закон появился намного позже. Вполне вероятно, в случае с Дж. М. Наташина гипотеза окажется верной. Нужная запись нашлась только во втором квартале 1844 года – Маршалл Эллен Дж.
Каждый раз, обнаружив в каталоге, каком-нибудь неразборчивом манускрипте или старой книге нужное ей имя или упоминание о разыскиваемом человеке, Наташа испытывала нервное возбуждение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98