– Люди продают яблоки на перекрестках и Бога благодарят, если заработают доллар в день, а вы пять баксов пускаете на ветер из-за какой-то чепухи.– Это жестоко.– Возможно. В конце концов, это ваши пять баксов. Можете делать с ними, что хотите.Она ничего не ответила, разглядывая свои руки, сложенные на коленях.– Выступая на радио, вы, похоже, хорошие «бабки» делаете, – добавил я.– Неплохие, – согласилась она. – И я могу еще попросить денег из дома, если будет нужно.Мы посидели некоторое время молча. Я сказал:– В самом деле, не мое это дело, что вам делать со своими деньгами. Парни, торгующие яблоками на перекрестках, – это не ваша вина... И ваши пять баксов не решат проблемы. Забудьте, что я вам наговорил. Как я уже сказал, я увидел слишком много небритых лиц, пока бродил по Гувервиллям, разыскивая вашего брата.– Думаете, что я живу одними пустяками, ведь так?– Я не знаю. Мне Тауер Таун не нужен. Вся эта свободная любовь, о которой вы тут толкуете, кажется мне не очень правильной.Она, поддразнивая, улыбнулась.– Вы охотнее за нее заплатите, не правда ли? Я тоже улыбнулся – против желания.– Я не это имел в виду.Она поцеловала меня. Долгим поцелуем, и, между прочим, очень сладким. Губы у нее были нежные. Теплые. Губная помада возбуждала.– Ты вкуснее, чем засахаренные яблоки, – сказал я.– Возьми еще кусочек, – ответила она, и я поцеловал ее, а мой язык скользнул в ее рот, что, казалось, ее удивило, но понравилось – она проделала то же самое с моим ртом.Кимоно соскользнуло с ее плеч, а мои руки – на ее прохладное, белоснежное тело. Оно было нежным, – как и ее губы, – но в то же время мускулистым, почти как у танцовщицы. Груди у нее были небольшие (но приятно заполнили ладони) с маленькими девичьими сосками и ободком вокруг размером с монету. * * * Не без моей помощи и не переставая целоваться, она раздела меня, и мы оказались под балдахином. Мы лежали, целуясь и лаская друг друга, а потом, когда я уже собирался ее взять, она остановила меня:– Подожди.– Ты хочешь, чтобы я что-нибудь переменил? – спросил я. У меня был припасен презерватив.– Нет, – ответила она, выбираясь из постели, и выключила на туалетном столике лампу. Она вышла в ванную и вернулась с полотенцем, постелила его на кровать и, устроившись на нем, с завораживающей улыбкой дотянулась и включила электрическую луну.Я старался войти в нее нежно, но это было трудно: она была маленькой и тесной.– Тебе не больно?– Нет, – ответила она, целуя меня, похожая на призрачного ангела.И я прошел путь до конца.Это продолжалось всего несколько минут, но каких удивительных! И когда она кончила, то застонала, и в стоне были и боль, и наслаждение; я кончил минутой позже, выйдя и выпустив все на полотенце, на котором она лежала.– Не надо было, – сказала она грустно, коснувшись моего лица. – Тебе надо было остаться во мне. Приподнявшись, я посмотрел на нее.– Я подумал, что ты хотела, чтобы я....– Нет, это не для этого...Она свернула полотенце и выбралась из постели; она не хотела, но я увидел: полотенце запачкалось кровью.Я лежал на спине, ожидая, когда она вернется.«У нее как раз то самое время», – подумал я.И только теперь вдруг сообразил.Вскоре она вернулась в мои объятия.Я поглядел на нее, она все еще улыбалась так же загадочно.– Ты была девственницей, – уточнил я.– Кто это сказал?– Я говорю. Ты была девственницей!– Это имеет какое-нибудь значение?Я ласково ее отодвинул и сел.– Конечно, имеет, – сказал я. Она тоже села.– Что тебя так разволновало?– У меня никогда не было...– Вот почему я тебе и не говорила.– Но ты не могла быть девственницей!– А я и не была.– Ладно, хватит шутить.– А я и не шучу.– Сколько тебе лет?– Двадцать три.– И ты, актриса, живущая в Тауер Тауне, делящая жилье с каким-то голубым, встречающаяся с психиатром и говорящая о свободной любви, «живущая, а не существующая», ты была девственницей?– Может быть, я ждала настоящего мужчину...– Если ты это сделала, чтобы я продолжал искать твоего брата... Нет, такого в Чикаго еще не было!– А это не взятка.– Так ты любишь меня или как, Мэри Энн?– Думаю, это несколько преждевременно. А ты что думаешь?– Думаю, лучше мне найти твоего брата.Она прижалась ко мне.– Благодарю, Натан.– Несколько недель я не смогу искать его. Мне нужно сделать еще кое-какие дела – одну работу для «Ритэйл Кредит», а потом съездить во Флориду по делу.– Хорошо, Натан.– Тебе не больно?– О чем ты?– Ну, сама знаешь. Там, внизу...– А почему бы тебе не проверить?Электрическая луна улыбалась. Глава 14 Холода ударили по Чикаго, как кулаком. К низкой температуре добавился ветер, и город обратился в ледышку. Потом навалило двенадцать дюймов снега, и все побелело. Те люди, с которыми я не так давно разговаривал в Гувервиллях, возможно, и пережили холода, потому что, по крайней мере, у них были лачуги, а временами и бочонок с каким-нибудь горючим. А вот несчастные в парках замерзли. До смерти. Не все, но многие, – хотя об этом в газетах писали мало. Не больно-то хорошая реклама для города в год проведения Выставки. Конечно, по мнению газет, главную роль в гибели неудачников сыграло отсутствие изоляции: покрывайте свое сердце если хотите проснуться утром. Мне было интересно знать, проснулся ли утром тот парень, который преподнес мне в подарок эту житейскую мудрость.А я в это время, разодетый в белый костюм, грелся на солнце, вдыхая морской бриз. Мужчины на улицах были в рубашках с короткими рукавами и соломенных шляпах, женщины – в летних одеждах, с загорелыми ногами. Здания были такими же белыми, как снега в Чикаго, – хотя сходство на этом и заканчивалось. Пальмы склонялись вдоль Бискейн-бульвара, как будто их утомил солнечный свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114