Подобную работу мне однажды предлагал покойный мэр Сермак в качестве взятки. Я не принял подкупа по многим причинам. Не последней из них была та, что меня не устраивала компания, с которой мне предстояло работать: суровые копы, такие, как Миллер и Ланг, имевшие некоторые политические преимущества, склонялись к тому, чтобы подыгрывать следователю. Впрочем, теперь эта история уже позади.А с нынешнего времени следователю придется довольствоваться провинциальными помощниками из графства на средства, получаемые от налогоплательщиков Чикаго в размере шести тысяч долларов в год.Выяснилось, что Отто А. Бомарк, дядя покойной мисс Карей и управляющий ее имуществом, сообщил о пропаже множества вещей, включая несколько дорогих платьев, тридцать две пары нейлоновых чулок (в такие времена лучше иметь чулки, а не деньги), три дюжины модных кружевных носовых платков по цене девяносто баксов за дюжину, дамский набор для гольф-клуба, фотоаппарат, и, разумеется, фотографии Эстелл, которые он явно продавал газетам.А еще ходили упорные слухи о дневнике, который был «украден» из квартиры Эстелл, возможно, полицейским офицером. Но воспоминания мисс Карей так и не всплыли на поверхность. И тому была причина.Все это и много другой всячины, касающейся убийства Карей, добрую неделю не сходило со страниц газет, за исключением «Трибьюн», которая после нескольких материалов на эту тему перестала писать об убийстве. А на следующий вторник после того вторника, когда ее убили, имя Эстелл пропало из газетных заголовков.ЯПОШКИ СД'АЮТСЯ. ГУАД'АЛКАНАЛБуквы размером в несколько дюймов. Чертовски впечатляет! Но это все абстрактно. Нереально. По крайней мере, для меня.Хотя – вот оно, черным по белому:Нью-Йорк, 9-е февраля. («Ассошиэйтед пресс».) Японские власти объявили о выводе японских войск с Гуадалканала на Соломоновы острова, передало Берлинское радио по сообщениям из Токио. Это первое в этой войне признание официального Токио об оставлении важной территории.Почему это не казалось мне реальным? Почему я не мог заставить себя улыбнуться этой замечательной новости? Не знаю, в чем дело, но я не мог. Я лишь чувствовал себя утомленным в это ясное, холодное утро, несмотря на то что я относительно хорошо выспался в объятиях Салли.Но этой ночью мы с ней не встретимся. Она уехала, а вместе с ней и ее руки. Она направилась в Балтимор, где в течение недели будет выступать в различных ночных клубах. И мне придется попробовать заснуть одному на моей раскладушке. Удачи мне.Поднявшись на четвертый этаж, я увидел знакомую фигуру, хотя не ожидал встретить ее в этом здании еще раз: это был сержант из призывного пункта. Однако его походка стала не такой упругой, как прежде.Встретив его в коридоре, я спросил:– В чем дело, сержант? Вы разве не слыхали новость?Я указал ему на заголовок в газете. – Я слышал, рядовой. Это невероятно. Невероятно.Но его лицо оставалось угрюмым.– Что привело вас сюда? – переспросил я. – Кто сегодня получил медаль?– Боюсь, что никто. – Сержант посмотрел в сторону моего кабинета. – Я рад, что вы здесь, рядовой. Там одна молодая женщина, которой вы нужны.Я пробежал через коридор, распахнул дверь. Держа телеграмму в руках, она сидела на той самой кушетке, на которой я их застал.Она не плакала. У нее был такой изумленный вид, словно ее окатили холодной водой. Она была чопорной, но хорошенькой в белой блузке с жабо и синей юбке. А рядом на столе стояла вазочка с одной розой.Телеграмма была у нее в руках.– А газеты сообщают, что мы их побили, – произнесла она отрешенно. Я сел рядом с ней.– Я знаю.– Вы говорили, что он будет просто наводить там порядок.В ее голосе не было осуждения: она просто вспомнила мои слова.– Мне очень жаль, Глэдис.– Мне кажется, я не смогу работать сегодня утром, мистер Геллер.– Глэдис, иди сюда.Я обнял ее, и она плакала на моей груди. Она долго, всхлипывая, рыдала, и если я когда-то называл ее холодной, то черт меня побери.Через несколько минут пришел Сапперстейн. На его рукаве все еще была приколота черная ленточка в знак траура по его брату; теперь траур стал двойным. Я позвонил ее матери в Эванстон, и Лу отвез ее домой.Я оставался один в офисе, раздумывая, как это так вышло, что Фрэнки Фортунато погиб, а я остался в живых. Молодой Фрэнки. Старый я. Дьявол! Я скомкал чертову газету и швырнул ее в мусорную корзину. Но и на смятой газете я видел буквы ГУАД'АЛ, которые наконец-то стали для меня чем-то реальным.Я сел за стол в моем кабинете, который, точнее был моим раньше, а сейчас это был кабинет Сапперстейна, и сделал несколько звонков, касающихся расследования по поводу страхования в Элмхерсте. Мне нравилось работать. Мирная жизнь, которая вначале сводила меня с ума, теперь становилась моим спасением. Я мог окунуться в повседневную жизнь, ежедневную работу. К половине двенадцатого я даже почувствовал голод. Но едва я собрался прерваться на ленч, как услышал, что кто-то вошел в приемную.Я встал из-за стола, подошел к двери и увидел красивую молодую женщину лет двадцати пяти в темной меховой накидке и темном обтягивающем платье. Подозрительно обтягивающем для дневного времени, но будешь тут недовольным, раз оно обтягивало такие стройные формы!Она стояла в углу, глядя на пустой стол Глэдис. Похоже, на ней были нейлоновые чулки, а какие ножки!..– Моей секретарши нет, – сказал я.– Вы – мистер Геллер?– Верно.Она улыбнулась: у нее была приятная улыбка, жемчужные зубки скрывались за покрытыми блестящей красной помадой губами. Ее большие темные глаза под соболиными бровями оценивающе и удивленно смотрели на меня. На зачесанных назад черных волосах непостижимым образом держалась надетая набекрень маленькая шляпка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106