– Отлично. – Он сунул руку в карман. – Вот вам немного денег на расходы. – Он подал мне пять двадцатидолларовых купюр.Я интуитивно догадывался, что должен был почувствовать себя оскорбленным. Возможно, я даже почувствовал себя им немного. Но я взял деньги и положил в карман.– Благодарю, – сказал я.– Вы поужинаете с нами? – спросил он.– Да. Мы еще должны поговорить с Эвелин о Минзе.– Информация Минза оказалась тупиком?Еще каким тупиком.– Слим, Минз абсолютно ненадежный посредник. Не спрашивайте меня, откуда мне это известно, но линии связи, которые он, возможно, имел с похитителями, разорваны.Он удивился, но спрашивать ничего не стал – ведь я попросил его не делать этого, а он охотно играл по правилам, которые навязывали ему всякие проходимцы.– Мне хотелось бы попросить вас, – сказал я, – оказать мне, да и не только мне, одну услугу. Пожалуйста, посоветуйте миссис Мак-Лин не считать больше Минза своим посредником. Скажите ей, чтобы она побилась ареста этого сукиного сына, что в конце концов поможет получить какую-нибудь ценную информацию. Она уже сама склоняется к тому, чтобы сделать это, но хочет услышать это от вас.– Поэтому вы предложили мне пригласить ее сюда?– Да. Но кроме того я думаю, она заслужила то, чтобы встретиться с вами и вашей женой. Услышать от вас слова благодарности. Пусть ей это не удалось, но она хотела сделать доброе дело.Раздосадованный Линдберг кивнул, соглашаясь со мной. * * * Во время ужина, когда мои влиятельные знакомые разговаривали о политике, о первом бале и о яхтах, я заметил нечто странное. Мы ели все ту же отвратительного английского приготовления пищу, над которой потрудилась Элси Уэйтли, – жесткое тушеное мясо, сухой хлеб, мутный кофе и деревянный пирог, – но на стол подавал дворецкий Оливер, супруг Элси. Он вел себя очень неловко. Казалось, присутствие Кертиса или Эвелин, или их обоих действовало ему на нервы. В столовых приборах, которые Оливер разложил на столе, не хватало ножей. Энн Линдберг сама встала и принесла их.Я не мог понять, как такой опытный слуга, который с раннего детства учился выполнять обязанности, связанные с домашним хозяйством, мог забыть о такой элементарной принадлежности столового прибора как нож.После ужина Слим настоятельно посоветовал Эвелин отказаться от услуг Минза, заявить на него в полицию и сделать все возможное, чтобы вернуть свои деньги.Было около половины девятого, когда мы вышли в прохладную, темную ночь: мы с Эвелин шли впереди, Слим и его прелестная жена следовали за нами, держась за руки, словно молодые влюбленные. Они снова казались идеальной американской парой, какой были совсем недавно: в прохладном полумраке ночи не были заметны круги под их глазами, краснота этих глаз, морщинки, которые оставили на их лицах переживания.Я видел их последний раз, и такими они навсегда остались в моей памяти: с легкими, сияющими, как свет луны, улыбками, хрупкая Энн машет нам рукой другая ее рука лежит на появившемся уже животике, где растет ее новый ребенок; Слим стоит с поднятой в прощальном жесте рукой – робкий, застенчивый, в нем совсем не заметно его упрямство.Мы отправились в обратный путь. Рытвины Федербед Лейн ощущались даже в «линкольне» с его сверхмягкими подвесками, однако Эвелин казалась умиротворенной, даже счастливой.– Они замечательные люди, – сказала она. – Просто замечательные.– Они славные, – согласился я. – Мне их очень жаль.– Они так любят друг друга.– Это точно.Мы ехали через темный лес, свет луны с трудом пробивался сквозь кроны деревьев, когда Эвелин сказала:– Останови машину у обочины.– Зачем?– Делай, что я тебе говорю.Я сделал то, что мне было сказано, под колесами «линкольна» захрустели листья и ветки, и машина остановилась. Я отключил мотор и посмотрел на нее; за день она успела изголодаться по мужской ласке: тяжело дыша, она расстегивала пуговицы белой шелковой блузки, груди ее вздымались. Лисий палантин свернулся между нами на сиденье, будто заснул, а черный пиджак своего костюма она набросила на него сверху, словно хотела защитить от холода.– Трахни меня, – сказала она.Мне нравится, когда богатые женщины сквернословят.Потом мы оказались на заднем сиденье: ее черное платье было задрано, мои брюки болтались у меня на лодыжках, ее шелковые чулки мягко терлись о мои голые ноги; к крикам зверей снаружи машины прибавились крики животных внутри ее.Потом, когда я вел машину, она большую часть времени спала, прижавшись ко мне. От нее приятно пахло: к жасминовому аромату ее духов примешивался естественный мускусный запах, оставшийся после нашего совокупления.В какой-то момент, полусонная, она сказала:– Ты бы хотел работать у меня постоянно?– Что?– Я, правда, могла бы использовать тебя в качестве телохранителя, водителя, шефа безопасности... я бы хорошо платила тебе, Нейт.– Ну, э...– И дополнительные льготы будут.– Да ладно тебе, Эвелин.– Ты будешь получать в два раза больше, чем получаешь теперь, – сказала она и начала похрапывать.Я думал об этом всю дорогу, пока мы ехали в Вашингтон, округ Колумбия. Неужели она говорила серьезно? В конце концов, у меня работа. Черт возьми, я не желаю быть наложницей мужского пола. Я коп, я детектив, а не содержанка!– Эвелин, – сказал я на следующее утро в огромном алькове, где она обычно завтракала, отпив кофе из фарфоровой чашки, которая стоила дороже любого предмета моего имущества, – я согласен.– Согласен на что, Нейт?– На твое предложение. Я охотно буду работать на тебя.Она печально улыбнулась; в это утро она показалась мне старше: хотя она по-прежнему была красивой, но выглядела на все свои годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171