Я поцеловал ее только для того, чтобы успокоить. Это имело последствия.– Должно быть, ты меня считаешь ужасной, – сказала она после.– Совсем нет.– Ты думаешь, что я пустая. Думаешь, что я глупая.– Конечно, но только не ужасная.Она засмеялась – смех ее был хриплым.– Я становлюсь старой, Нейт. Мои груди начинают свисать.– Я этого не заметил. Но ничего, я в любое время с радостью приподниму их для тебя.– Ты... ты...Я закрыл ее рот поцелуями. Казалось, она забыла о своем похитителе или привидении, или кто там еще топал по коридору и на третьем этаже. Или она сама выдумала это, чтобы войти в мою комнату и не показаться «ужасной»?– Эта штука выглядит очень угрожающе.– Для меня это комплимент.– Я имела в виду пистолет.– А, так пистолет и должен выглядеть угрожающе.– Ты... Ты когда-нибудь кого-нибудь убил из него?– Да. Не так давно я убил преступника, похитившего ребенка. Поэтому Линди считает меня добрым принцем.– Ты говоришь об этом так... небрежно.– Я не отношусь к этому небрежно, Эвелин. Я никогда не буду пользоваться пистолетом небрежно. Тем более этим пистолетом.– А что – этот пистолет?Я ничего не ответил.– Что ты имел в виду, Нейт?– Эвелин, я ... в общем ничего.– Что?– Ну ладно. Слушай, я буду с тобой откровенен Я бы мог отвергнуть тебя как глупую, пустую женщину, если бы не одна вещь, которую тебе пришлось пережить. Я могу не продолжать?– Какая вещь?– Смерть твоего сына.Она коснулась моего лица.Я коснулся ее лица.Она сказала:– Ты тоже потерял кого-то, не так ли?Я кивнул.– Нейт... ты...Я вытер лицо рукой, она стала влажной.– Нет. Это пот. Одеял слишком много.– Кого, Нейт? Кого ты потерял?И я рассказал ей. Рассказывал медленно и подробно о своем отце. О том, как он из-за меня выстрелил из этого пистолета в себя. О том, что с тех пор я ношу этот пистолет, чтобы не забыть.– Но кое о чем я забыл, – признался я. – Жизнь и смерть ничего не стоят в этом гнусном, проклятом мире. Особенно во время этой гнусной проклятой депрессии.– Я по своей природе не философ, – сказала она, сжимая мою руку и глядя в темноту перед собой, – но я всегда думаю о том, почему в этом мире столько жестокости?Я поцеловал ее в лоб.Ветер стих, временами раздавалось его негромкое, убаюкивающее посвистывание.– А почему ты не рассказываешь мне о своем сыне? Расскажи мне о своем малыше.Она выполнила мою просьбу. Почти час она рассказывала мне о своем «прелестном и необычайно умном» ребенке. Свеча догорала, ночь близилась к концу, и маленький Винсон был единственным витающим в доме духом, но отнюдь не зловещим призраком. * * * Через несколько часов, когда мы спустились к завтраку, шаги в коридоре и мысли о привидениях показались мне нелепыми. На Эвелин было повседневное черно-белое платье: мне было позволено сменить водительскую форму на один из двух моих костюмов. Инга готовила яичницу с грудинкой – Гас предусмотрительно оставил в доме немного свежих продуктов, – и запахи еды, смешанные с запахами утра, бодрили нас.Однако Инга казалась еще более угрюмой, чем обычно.Мы сидели в кухне за скромным квадратным столом. Инга подавала нам яичницу с грудинкой и гренки, отводя в сторону свои воспаленные глаза с черными кругами под ними.– Дорогая моя, – обратилась Эвелин к своей служанке, – должно быть, ты очень плохо спала ночью?Инга ничего не ответила.– Положи еды себе, дорогая, – сказала Эвелин, – и присоединяйся к нам.Инга неохотно подчинилась. Ее светлые волосы висели плетьми, когда она начала ковырять свою пищу. Неожиданно она подняла на нас широко открытые испуганные глаза, такие же, какие были у Эвелин, когда она вошла в мою комнату.– Мадам, если вы не против, можно я сегодня буду спать в другой комнате?– Что случилось, дорогая?– Кто-то постоянно стягивал с меня ночью простыни, когда я засыпала.– Инга, – сказал я, – на вашей двери есть замок?– Да, и я заперла ее.– А ваши окна тоже заколочены, как и мои?– Да.Эвелин наклонилась вперед и впилась в служанку своими голубыми глазами:– Ты хочешь сказать, Инга, что кто-то стягивал простыни с твоей кровати, когда ты была одна в комнате, а двери и окна были заперты?– Да. Это случилось несколько раз. Я почти не спала.– Не думаете ли вы, что кто-то прятался в вашей комнате? – спросил я.– У меня был фонарь, – сказала она. – Я заглянула под кровать и в шкаф – там никого не было.– Сегодня ночью я буду спать в этой комнате, сказал я.Впервые за все время Инга улыбнулась мне:– Спасибо, мистер Геллер.– Если нам немного повезет, – весело заметила Эвелин, – до наступления ночи появится Минз, мы заберем «книгу» и будем далеко от этого «веселого» дома. * * * Однако Минз не появился.Мы с Эвелин целый день гуляли по покрытому снегом и сорняками двору, пробирались между высокими голыми деревьями по тропинкам, проложенным матерью Эвелин. Часто мы брались за руки, как подружившиеся дети – впрочем, мы отчасти и были ими.В этот вечер Гас, высокий, сухощавый, усатый старик, от которого пахло табаком, – он его постоянно жевал – открыл наконец-таки дверь, ведущую на давно пустующий третий этаж дома. Гас утверждал, что единственный ключ от этих дверей хранился у него, и так как этой дверью, кажется, давно уже никто не пользовался, смотрителю пришлось -достаточно долго – ковыряться в ржавом замке, прежде чем он сумел ее открыть.Никаких привидений на третьем этаже мы не нашли, там стояло лишь еще несколько предметов покрытой чехлами мебели. Пол был покрыт толстым слоем пыли, на котором не видно было никаких следов.Эвелин, стоявшая возле меня, вцепившись пальцами мне в руку, сказала:– Наверное, я просто слышала шум, производимый ветром.– Наверное, – согласился я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171