На нем был изображен человека в профиль, нагим, разрезанным как труп на столе. Я увидел спинной хребет, кости и многочисленные внутренности всяческих размеров и форм. Я быстро отвел взгляд, я слишком сильно ощутил, что это напоминает мне наводящее ужас мясо на столе.— У меня вопрос ко всем троим, — сказал Вийон. — Вы заметили, когда Арман переодевался, что-нибудь на его теле, о чем вы должны были сообщить мне?— Я ничего такого не знаю, — ответил Леонардо. И Томмазо также отрицал это.— Che cosa? — спросил Аталанте, и Леонардо перевел ему. — No, — кудрявый юноша затряс своей роскошной гривой. — Я ничего не заметил или мне нечего рассказывать, я только выпил добрый глоток воды жизни с синьором Арманом!С улыбкой или подобием ее, Вийон повернулся ко мне и спросил:— Ну, Арман, вы настаиваете на клятве? Или на визите к Колетте?— Не нужно, — сказал я, потому что хотел покинуть поскорее это воняющее маслом и разложением помещение. К тому же, так подумал я, итальянцы наверняка поклянутся лживой клятвой, если они лгали.Вийон повернулся к троим и попросил сопровождать нас.— Арман сообщил мне много ценных вещей. Возможно, это поможет нам дальше, если мы накормим этим мыслящую машину.Итальянцы вымыли свои руки щетками и мылом в большом чане, и вода окрасилась в розовый цвет как первые лучи нежного девственного рассвета. Мы следовали за Вийоном, который снова натянул свой капюшон, в другое помещение, перед большой дверью в которое стояли в карауле двое, вооруженных пиками и мечами. С готовностью они освободили путь и открыли дверь, чтобы тут же ее снова закрыть за нами. То, что мне открылось, было не менее фантастично, чем в предыдущем помещении.— Это логическая машина Раймонда Луллия? — спросил я, пока боголепно восхищался конструкцией, которая высилась передо мной в полумраке. Несколько свечей на стенах бросали приглушенный свет в большое помещение.— Наша чудо-машина, которую сконструировал Леонардо и построил вместе с Томмазо и Аталанте, базируется на изобретении, которое Луллий назвал с некоторым самолюбованием божественным алфавитом, — сказал Вийон. — Если бы наши братья в Италии не послали Леонардо и его товарищей к нам, то мы бы не продвинулись так далеко вперед. Попытаем наше счастье!Аппарат состоял по большей части из многочисленных цилиндрических дисков из тонкого металла, которые менялись в диаметре, от роста ребенка до взрослого человека. Грифельные доски были прикреплены к металлу, и некоторые из досок были исписаны мелом: греческими и латинскими буквами или даже целыми словами. Опять же на других пластинах были исчерчены только различными символами. Благодаря отличающимся диаметрам отдельных пластин были видны в любое время грифельные доски всех без исключения пластин. Внутри находилось некоторое количество рычагов, винтов и кожаных ремней, которые скользили по роликам. Все было взаимосвязано, как органы в теле человека.Леонардо достал кусок мела из деревянного ящика, подошел к металлическим пластинам и написал понятия, которые Вийон назвал ему, сокращая, оставляя буквы, которые мне показались произвольными, но подчиняющиеся явно системе: Фролло — Нотр-Дам — смарагд — тамплиеры — союз девяти — великий магистр — берег Сите — десятка. Когда он закончил с понятиями, то повернул многие рычаги и отступил назад, к нам. И потом я весь сжался.Металлические пластины начали вращаться, словно их приводила в движение невидимая рука великана. Кожаные ремни скользили по желобам, толстые винты вращались, поршни ходили взад и вперед. Свет свечей отражался на вращающемся металле, выбрасывал крошечные искры в помещение и болезненно колол глаза. Механическое чудовище проснулось с оглушающим визгом, скрипом и скрежетом. Мне почти что казалось, что оно кричало, требуя пищи, — и я был хорошей жертвой, чтобы задобрить божественный алфавит.Только то обстоятельство, что Вийон и итальянцы спокойно смотрели на громкое движение машины, удержало меня от поспешного бегства из этого помещения. Они уже знали спектакль, для меня же все было ново и потому пугало. Кроме того, я ненавидел машины, в чем было виновато изобретение Гутенберга.Постепенно вращающиеся вокруг своей оси диски замедлили ход, остановились ремни и ролики, опустился рычаг, и, наконец, вся конструкция замерла, не издавая больше скрежета и грохота.— Посмотрим-ка! — сказал Вийон.Мои спутники подошли к машине, и я последовал за ними после небольшого колебания. Любопытство было сильнее, чем уважение перед необъяснимым изобретением. Другие стояли пред металлическими дисками и обследовали грифельную доску на предмет послания.Разочарование было написано на лице Леонардо, когда он взглянул на латинские буквы.— Ничего, только ерунда какая-то.— Но здесь, греческими буквами, здесь написано! — закричал Вийон, не обращая внимания на яростный кашель, который сопровождал его слова. Медленно он прочитал вслух слово, которое образовали буквы многих кругов: АЫАГКН, ананке. И этот символ для обозначения собора Парижской Богоматери, — он указал на грифельную доску рядом с греческим словом, картиной которого был просто нарисованный дом с крестом на крыше. — Однозначное указание, что мы не слишком опоздали, что тайна еще скрывается за стенами Собора!— Ананке, — повторил я тихо, погрузившись в мысли.— Что вы имеете в виду? — спросил Леонардо, который ближе всех стоял ко мне.— Когда Филиппо Аврилло умер у меня на руках, он передал мне странный прощальный подарок, при этом он сказал что-то о тайне и потом слово похожее то ли на «баранку» то ли «благодарю», смысл которого я не понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178