— Ханна? — прошептал он, целуя ее.
Она услышала в его голосе вопрос и дала единственный ответ, который могла дать, целуя его со страстью, которой она не могла теперь управлять. Грант шептал ее имя и сжимал ее в своих объятиях.
Лунный свет образовывал дорожку цвета слоновой кости на каменных плитах, ведущих в ее комнату. Он отнес ее в постель и положил на нее, а она смотрела, как он стягивает с себя одежду.
Ее руки потянулись к нему, изучая его кожу, его жесткие волосы, его твердые мускулы. Она подняла свои руки, он снял с нее тенниску и трусики и лег рядом с ней, целуя ее грудь и живот. Она чувствовала, как он дрожит.
— Ханна, — прошептал он.
— Да, — вздохнула она, — о, пожалуйста, да.
Она выгнулась к нему, когда он вошел в нее, встречая каждый глубокий толчок с неизъяснимым блаженством, отдаваясь так, как она никогда не думала, что это возможно, так, что прежде, чем он назвал ее по имени и взорвался в ней, она уже воспарила высоко-высоко, вдребезги разбиваясь на тысячи маленьких кусочков в темноте мексиканской ночи.
Спустя вечность он прижимал ее к себе, гладил ее волосы рукой, целовал ее.
— Моя жена, — шептал он, и Ханна зарыла свое лицо в изгибе его плеча и поняла наконец то, что ее сердце давно знало.
Она любила Гранта. Вот почему она хотела его так отчаянно и пыталась бороться с этим желанием. Она любила его, и у этой любви не было никакого будущего. Их брак закончился прежде, чем начался.
Только формальности юридического развода ждали их впереди.
Глава одиннадцатая
— Кто знает, что такое любовь? — однажды вздохнула Салли.
— Только не я, — сказала Ханна с поспешным смешком.
Но теперь она знала. Это сильное, безотчетное, страстное чувство — чувство безграничной, охватывающей все твое существо любви к единственному мужчине в мире. Это проснуться впервые в его объятиях и осознать, что ты наконец обрела дом.
Ханна поднесла руку к лицу Гранта и нежно дотронулась пальцами до его губ. К горлу подступил комок. Она перевернулась на спину и положила ладонь на глаза.
Ей было легче до того, как она узнала, что любовь это реальность, что это не всего лишь словцо, придуманное поэтами и романтиками. Сейчас она познала всю истину.
Оказывается, это возможно — любить без взаимности.
Грант не любил ее и никогда не будет любить. Это было настолько же понятно, насколько и болезненно. Он был мужчиной, для которого любовь никогда не будет не чем иным, как западней. Это было мнение, которое они оба разделяли и которое свело их вместе, но она не могла сказать ему, что ошибалась, что они оба ошибались.
Любовь была не западней, она была ключом — ключом к счастью. Грант посмеется над ее наивностью или, хуже того, посмотрит на нее с жалостью в глазах и спросит, о чем она толкует.
Если так, то единственный выход для нее — уйти.
— Моя прекрасная, ненасытная колдунья, — прошептал он над ее губами ночью, когда она с жадностью бросилась в его объятия и позволила ему снова увлечь себя в ослепительный полет к звездам.
Ханна вздохнула. Теперь она знала, что делать. Когда Грант проснется, она скажет ему, что хочет домой, даст ясно понять, что-то, что произошло этой ночью, больше никогда не случится. Она была уверена, что эта новость не понравится ему. Этой ночью он говорил о днях и ночах, которые ждут их впереди.
— Как тебе понравится, если мы поедем вниз к Чичен-Ицу и посмотрим руины майя? — негромко спросил он, когда они лежали в объятиях друг друга и смотрели игру лунного света на потолке. — Мы можем забраться на вершину храма Кукулкан. Говорят, что оттуда можно увидеть край вечности.
Именно тогда Ханна начала чувствовать боль от возвращения к реальности.
— Никто не может заглянуть так далеко, — сказала она немного спустя.
Грант улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
— Мой маленький прагматик. Как ты можешь это знать еще до того, как испробуешь?
Потому что не существует вечности, во всяком случае для нас, подумала она, но вслух не сказала. Не могла. Это бы означало слишком раскрыться. Вместо этого она зажмурила глаза и призналась себе в том, что эта единственная ночь будет все, что она может иметь с Грантом. Она должна бросить его сейчас, пока любовь к нему не станет такой же естественной, как дыхание, пока она не скажет ему, что никогда не хочет покидать его, что хочет быть его женой, его настоящей женой, и никогда не упоминать то дурацкое соглашение, которое однажды связало их друг с другом…
— Доброе утро, дорогая.
Ее глаза широко раскрылись. Грант лежал на боку, опираясь головой на локоть. И смотрел на нее сверху с ленивой, сексуальной улыбкой на устах. Боже, почему она не покинула постель раньше, чем он проснулся?
— Мне только что снился прелестный сон, — нежно сказал он, — что ты лежишь в моих Объятиях. — Он протянул руку и коснулся ее губ пальцами. — Мы были в комнате, залитой солнечным светом, и ты лежала рядом со мной, твои волосы разметались, как темный шелк, по белой подушке.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Потом, улыбаясь, откинул волосы с ее лица.
Ханна проглотила комок в горле. Она знала, что сейчас должно произойти, она видела это по тому, как потемнели его глаза, она чувствовала это по тому, как жар пробежал по ее крови. И это может не произойти, если она найдет в себе силы сказать ему, что все кончено.
— Грант…
— Не надо по имени. Скажи «дорогой». — Он снова поцеловал ее, кончик его языка скользнул легко в ее рот. — Я хочу слышать, как ты говоришь это, Ханна.
— Грант, пожалуйста. Уже… Уже, должно быть, поздно.
— Поздно? — Он улыбнулся и наклонил голову к ней так, что его губы коснулись ее шеи. — Поздно для чего?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45