— Дерзкая, развратная…
— А вот и врешь! — радостно взвизгнула Мадленка. — И ничего подобного! Сам предаешься плотскому греху, как свинья, и других той же мерой меряешь! Что, давно слез со своей ключницы, ты, индюшачье отродье? А пестик свой у нее между ног не забыл, а? Смотри, не то он от старости отвалится! Ой, отче, не оберешься сраму, без пестика-то!
Все это, понятное дело, были тоже выражения незабвенного торнского комтура, редкие моменты общения с которым доставили Мадленке неописуемое удовольствие. Кстати, о том, что епископ Флориан слаб по женской части, ей сообщил также фон Ансбах, ибо не было на приграничных землях никого и ничего такого, о чем языкастый рыцарь не мог поведать чего-нибудь обидного, гадкого и в высшей степени унизительного, но при том, однако же, вполне отвечающего истинному положению вещей.
Несчастный епископ Флориан захлебывался яростью, пока вокруг него бушевали надрывающиеся от хохота поляки. Мадленка могла быть довольна: она отомстила за бессонную ночь, хотя и приобрела двух смертельных врагов вместо одного.
Наконец князь кое-как восстановил тишину, и епископ объявил, что на сегодня с него довольно оскорблений; что же до расследования, то оно возобновится в ближайший понедельник.
Мадленка воспользовалась отсрочкой, чтобы, во-первых, с наслаждением выспаться, а вечером от нечего делать заглянула к Анджелике. Вскоре, однако, к литвинке зашел Август на правах гостя, и Мадленка, которой было не по себе в его присутствии, поднялась, чтобы уйти. Август, однако, удержал ее.
— Сидите, панна Соболевская; я здесь не для того, чтобы вам мешать.
«А чтоб ты провалился в тартарары со своей вежливостью!» — подумала Мадленка. Она была особенно зла на Августа за то, что он сломал ей нос. На месте перелома возникла неровная горбинка, и каждый раз, глядясь в зеркало, Мадленка испытывала чувство глухого протеста.
Ей показалось, однако, что в последнее время Август стал относиться к ней лучше. Он уже не так пылал ненавистью и, казалось, готов был поверить в ее невиновность, но у Мадленки не было никакой охоты убеждать его в совершенно очевидных вещах. Август пообещал, что стража будет отныне вести себя тихо и что со всеми жалобами она может обращаться непосредственно к нему. Последние его слова прозвучали как просьба, и Мадленка взглянула на него с искренним изумлением.
«Экий он вдруг сделался шелковый да смирный, подозрительно даже. Но если он хочет, чтобы я себя оговорила — ждать ему до лягушкина поста».
В воскресенье Мадленка побывала в церкви и, когда вернулась к себе, обнаружила в своих покоях незнакомого человека в лохмотьях. Стражи стояли за дверью; Мадленка открыла было рот, чтобы кликнуть их, но человек с мольбой приложил к губам палец.
— Ради бога, не губите! Меня послал к вам его милость господин Филибер де Ланже.
Сердце Мадленки наполнилось радостью и взмыло ввысь. Посланец прибавил:
— У меня к вам письмо от него.
Мадленка глянула на скрепленное сургучом послание, которое ей протягивали. Нет, тут что-то было не то. Филибер де Ланже не умел писать; всю свою жизнь он провел на войне и даже читал с грехом пополам, складывая буквы. Вот Боэмунд, тот точно мог написать ей, хоть по-латыни, хоть по-польски, хоть по-немецки. Однако постойте: зачем писать, когда безопаснее всего передать на словах? Ведь письмо — это как-никак улика, и серьезная.
— Он знает, что с вами случилось, — торопливо продолжал посланец, — он думает, что…
Ясное дело, Филибер все знал, потому что своими глазами видел, как ее увозили. К чему все эти ненужные разъяснения?
— Да неужели? — сказала Мадленка и завопила во всю мочь: — Стража! Ко мне!
Дверь распахнулась, вбежали солдаты.
— Этот человек, — заявила Мадленка, тыча пальцем в неизвестного, поникшего головой, — утверждает, что у него для меня какое-то письмо от крестоносцев. Задержите его и заставьте под пыткой сказать правду о том, кто его прислал. Я же не желаю больше его видеть.
Она величественно отвернулась и отошла к окну.
«Езус, Мария! А что, если Филибер и впрямь прислал мне письмо? Продиктовал писцу, тому же Киприану, например. О господи, что я наделала!»
Весь день и всю ночь Мадленка провела в немыслимых терзаниях; однако первое, что она увидела, войдя в понедельник в зал суда, был тот самый неизвестный, одетый в монашеское платье и сидевший возле паскудника-аббата. Заметив ее, неизвестный, казалось, немного смутился.
— Это он! — заверещала Мадленка. — Тот, который приходил ко мне!
— Успокойся, Магдалена, — молвил епископ Флориан с легкой улыбкой, — он не от крестоносцев. Мы вынуждены были послать его к тебе, чтобы узнать, была ли ты с нами до конца откровенна или нет. Теперь мы знаем, что ты говорила правду. Надеюсь, ты не в обиде на нас, ведь так? Если ты не солгала нам, тебе нечего бояться.
Однако подлости подобного рода были выше понимания Мадленки. Она села на свое место и до конца заседания не поднимала глаз, мысленно вознося богу самые жаркие молитвы за то, что Филибер не умел писать и что она об этом знала.
«А если бы я не знала или если бы он разумел грамоте, то я взяла бы это треклятое письмо и… и был бы мне конец. — По спине Мадленки заструился холодный пот. — Нет, этих людей надо остерегаться. Слава богу, вчера они не поймали меня; но сегодня им может прийти в голову что-то новое, и поэтому мне не следует расслабляться. Никому нельзя верить».
— Итак, я напоминаю вам, — сказал епископ, — что мы снова собрались здесь, дабы установить степень вины Соболевской Магдалены Марии в прискорбных событиях, которые…
Глава восьмая,
в которой Мадленка встречается с прокаженным
На третьей неделе разбирательств Мадленку, наконец, оставили в покое, поняв, очевидно, что больше из нее ничего не вытянуть, и вплотную занялись другими свидетелями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106