«Поверил», — просияла Мадленка. Она зажмурилась и крепко стиснула кулачки от счастья.
Епископ Флориан вынул из-за пазухи небольшое распятие и протянул его крестоносцу. Боэмунд быстро вскинул на него фиалковые глаза.
— Клянитесь спасением своей души, что все, что вы мне сказали, правда, — промолвил епископ Флориан мягко. — Если вы ни в чем не погрешили против правды, — добавил он, отметая дальнейшие возражения, — вам это будет нетрудно, сын мой, не так ли?
При словах «сын мой» Боэмунд еле заметно поморщился. «Ай да поддел», — подумала Мадленка, мрачнея. И в самом деле: разве захочет такой человек, как Боэмунд, рисковать своей бессмертной душой, да еще ради какого-то невзрачного рыжего мальчишки, которого вдобавок всем сердцем ненавидит?
Киприан у окна беспокойно шевельнулся. Боэмунд фон Мейссен медленно поднялся с места, вытер ладони платком, положил правую руку на распятие и, глядя прямо в лицо Флориану, оказавшемуся на добрую голову ниже его, четко и уверенно проговорил:
— Клянусь спасением моей души, что я велел его повесить.
Не далее как вчера Мадленка была уверена, что нет на свете человека, вызывающего у нее большее отвращение, чем этот белокурый красавец; сейчас же, если бы ее попросили отдать за него жизнь, она бы не задумываясь пожертвовала две. Ужас и восхищение боролись в ее душе: ведь пойдя на столь чудовищное клятвопреступление, он как-никак потерял право на вечное блаженство. Тут Мадленка вспомнила великого комтура, подумала, что он наверняка даст Боэмунду отпущение, и восторг ее несколько поутих.
— Не желаете ли взглянуть на него? — изысканно вежливо спросил Боэмунд.
Ошеломленный епископ только кивнул головой.
— Следуйте за мной. — И Боэмунд двинулся к выходу, увлекая за собой остальных рыцарей.
Мадленка вылезла из-за двери, за которой она пряталась, и заметалась, не зная, что теперь делать. Благоразумие требовало остаться, любопытство же — этот извечный женский порок — толкало ее немедленно бежать за послами. Глянув случайно в окно, Мадленка увидела, как Боэмунд и послы стоят на стене и Боэмунд показывает епископу куда-то вниз.
Мадленка опрометью выскочила из зала и зашла на укрепления с другой стороны, где ее не могли видеть ни Флориан, ни рыцари. Она вспомнила, что несколько дней назад поймали литовца, несшего записку на непонятном языке. Многие крестоносцы видели ее, но ни один не понял, о чем в ней шла речь.
Боэмунд, внимательно рассмотревший записку, объявил, что это, должно быть, какой-нибудь хитроумный шифр и что надо немедленно допросить посланца. Неожиданно литовец вырвал у него из рук письмо и проглотил, прежде чем его успели удержать. По приказу Боэмунда его повесили на стене, и вскоре на труп слетелись тучи воронья и птиц, лакомых до падали. «Неужели Боэмунд хочет его уверить, что это я?» — думала Мадленка. Ветер донес до нее слова синеглазого:
— Смотрите сами.
Епископ перегнулся через край и глянул вниз. Два оруженосца встряхнули веревку с трупом, чтобы согнать ворон, и две птицы с громкими криками устремились ему в лицо. Он пошатнулся и едва не упал, но сопровождающие его поддержали.
— Да, это он, — простонал епископ Флориан.
Он хотел уйти, но Боэмунд загородил ему дорогу. Епископ непонимающе смотрел на него.
— Мои двести флоринов, — с завидным хладнокровием попросил Боэмунд.
Епископ, словно боясь заразиться, поспешно всунул ему в руку тяжелый кошель.
— Можете забирать его, если он вам так дорог, — предложил крестоносец с легкой издевкой в голосе.
— Нет, — резко сказал епископ, — но я буду благодарен вам, сын мой, если вы похороните этого несчастного по-христиански.
— Все, что вы пожелаете, — сказал Боэмунд ему вслед и вместе с рыцарями покинул укрепления.
Мадленка была разочарована. Она знала, что епископ Флориан стар и немощен, но он оказался еще и дураком, а это уже было обидно для ее самолюбия. Что хорошего в том, чтобы обмануть простофилю? Мадленка подошла к тому месту, где стоял Флориан, и, перегнувшись через край, поглядела на повешенного. Кровь отхлынула от ее щек. На мертвом литовце, изуродованном разложением до неузнаваемости, была ее одежда, та самая, в которой она явилась в Мальборк.
«Так вот зачем он вызвал Альберта!»
Епископ Флориан и его люди уехали тем же вечером, а Мадленка, чувствуя себя избавленной от страшной опасности, нависшей над ней, отправилась — на этот раз по своей воле — поблагодарить Боэмунда.
— Мне жаль, рыцарь, — сказала она, что тебе пришлось солгать из-за меня.
— Солгать? — удивился Боэмунд.
Тут настал черед Мадленки удивляться.
— Да, ведь та страшная клятва… Синеглазый запрокинул голову и звонко расхохотался.
— А, вот ты о чем! Нет, с моей душой все будет в порядке, по крайней мере, я надеюсь на это.
— Но как же так? — пролепетала Мадленка, теряясь.
— Я поклялся на распятии, — сказал Боэмунд, усмехаясь, — что велел тебя повесить, помнишь? И это действительно так, Михал; но я ведь не клялся, что тебя повесили.
Мадленка открыла рот, не зная, что сказать. Восхищение ее разрослось до размеров сверхъестественного, необыкновенного обожания. Это было какое-то прямо-таки византийское коварство, еще хлеще, чем клятва Изольды, которая всю жизнь обманывала мужа с Тристаном и должна была присягнуть, что у нее никогда никого не было, кроме законного супруга, короля Марка; и вот на глазах у всей свиты она заставляет переодетого нищим Тристана перенести ее на руках вброд через реку, после чего спокойненько клянется небом и землей, что никто никогда не держал ее в своих объятьях, кроме мужа и этого жалкого бродяги, которого все только что видели…
— Не родился еще тот человек, ради которого я бы поступился своей бессмертной душой, — холодно сказал Боэмунд, глядя на нее в упор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106