Когда он преклонил колени, судья развернул длинный свиток и громко прочитал: «Хуан-Сан признан виновным в изнасиловании и убийстве. У него будет отсечена голова. Его тело будет разрублено на части и брошено собакам, а голова выставлена у Южных ворот города в течение трех дней в назидание».
Двое стражей связали руки приговоренного за спиной и вывели, укрепив ему на плечах белую табличку, где крупными иероглифами сообщались его имя, характер преступления и ожидающее его наказание.
Первый писец протянул судье другой документ. Развертывая его, судья приказал начальнику стражи вызвать его преподобие Полное Понимание и обеих сестер Ян.
Почтенный священнослужитель выступил вперед. Он был одет в пурпурное платье с желтыми полосами, указывающее его монашеский ранг. Он отставил в сторону лакированный красный посох, на который опирался, и медленно опустился на колени.
Затем в сопровождении управляющего судьи перед судом предстали барышни Абрикос и Голубой Нефрит. Они были одеты в зеленые платья со свисающими до пола рукавами, а их тщательно причесанные волосы украшены вышитыми повязками, как у незамужних девушек. Они были так красивы, что в толпе послышались возгласы восхищения.
Судья снова заговорил:
– Сейчас я зачитаю решение, принятое императорским правительством о храме Бесконечного Милосердия. «Все имущество названного храма конфискуется. За исключением Большого зала и одного строения, отводимого монахам, храм сносится в течение семи дней после объявления этого приговора. Его преподобие Полное Понимание продолжит служение богине при содействии не более чем четырех монахов. В связи с тем, что проведенное судьей Ди расследование установило, что два из шести домиков не имели тайных входов, нынешним провозглашается, что ребенок, зачатый матерью в храме, ни в коем случае не может считаться незаконным, а его появление на свет должно приписываться бесконечной благожелательности богини Гуаньинь. Из имущества храма будет изъято четыре золотых слитка, которые передаются барышне Ян по имени Абрикос и ее сестре Голубой Нефрит. Начальнику их родного уезда было приказано внести в списки перед фамилией Ян слова „Есть заслуги перед государством“. Соответственно, названная семья будет освобождаться от налогов в течение пятидесяти лет».
Судья Ди прервал чтение, чтобы бросить взгляд на своих слушателей и, погладив бороду, продолжил, отчетливо выговаривая каждое слово: «Императорское правительство с глубоким неудовольствием отмечает, что граждане Пуяна убили двадцать монахов, нарушив тем самым прерогативу государства и помешав свершиться правосудию. Весь город считается ответственным за ужасающее деяние. Правительство намеревалось прибегнуть к строгим карательным мерам. Однако, учитывая обстоятельства, которые предшествовали событию, и принимая во внимание, что начальник уезда Пуян рекомендует проявить снисхождение, правительство, в порядке исключения, решило, что его милосердие возобладает над его справедливостью и ограничивается выражением населению строгого порицания».
Шепот благодарности пронесся над толпой. Несколько человек начали приветствовать судью Ди, но он, громовым голосом воскликнул: «Тихо!». Пока он сворачивал длинный свиток, почтенный священнослужитель и две барышни, простершись, отбивали поклоны.
Когда, наконец, все трое вернулись на свои места, судья дал знак начальнику стражи, и перед судом предстал Линь Фан.
За дни ожидания он заметно постарел. Его маленькие глазки совершенно провалились, а лицо исхудало и выглядело истощенным. Увидев на плечах судьи ярко-красную накидку и огромный силуэт палача, он задрожал так сильно, что двум стражникам пришлось его удерживать и помочь встать на колени.
Выпрямившись в кресле, судья – принялся читать приговор: «Линь фан признан виновным в государственном преступлении. Закон карает подобный проступок смертной казнью в ее самой суровой форме. Соответственно, упомянутый преступник Линь Фан приговаривается к четвертованию живым».
Кантонский негоциант издал хриплый вопль и рухнул на пол. Пока начальник стражи приводил его уксусом в чувство, судья продолжал: «Все движимое и недвижимое имущество упомянутого преступника Линь фана, также как его состояние в деньгах или помещенное в дело, конфискуются государством. Половина этого состояния будет передана госпоже Лян, урожденной Нгу-янь, в возмещение значительного ущерба, причиненного ее семье упомянутым преступником Линь Фаном».
Судья прервал чтение. Он поискал глазами среди собравшихся старую госпожу Лян, но, не увидев ее, возобновил чтение: "Этот приговор завершает процесс «Государство против Линь Фана», а поскольку цена крови будет передана дому Лян, он кладет конец и делу «Лян против Линь».
Судья ударил своим молоточком по столу – заседание было закрыто.
Коща он встал, в зале зазвучали восторженные приветствия, а затем все заторопились к выходу, чтобы последовать за осужденными к месту казни.
Перед порталом ямыня стояла открытая тележка, окруженная отобранными среди солдат гарнизона конными алебардистами. Стража вывела Линь Фана и Хуан Сана и заставила подняться на тележку. Оба остались стоять рядом.
– Дорогу! Дорогу! – восклицали стражники. Появился паланкин начальника уезда. Впереди и позади него шествовала стража по четыре человека в ряд. В сопровождении конных воинов тронулась и тележка. Процессия направилась к Южным воротам.
Когда паланкин остановился у лобного места, к судье подошел величественный в своих сверкающих доспехах начальник гарнизона и проводил его к воздвигнутым за ночь подмосткам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73