— Это самое странное наказание, о котором я когда-либо слышала.
— Я рассказал ему об отце, как ты рассказывала о нем; может быть, поэтому он и наложил на меня такое наказание. Я понял также, что хождение по святым местам мало чему меня научит.
Тронд усмехнулся.
— И ты уже выучил церковный язык?
— Вполне.
— И что же он хотел дать тебе прочитать?
— Книгу, которую написал много лет назад один святой. Его звали Августином, а книга называется «Исповедь».
— Ты получил от этого какую-нибудь пользу?
Тронд вдруг загорелся.
— Это все равно, что открыть новую землю! — сказал он. — Почти каждый день я узнавал то, о чем прежде не знал. И у меня появилось чувство обладания этим новым, подлинного понимания. Может быть, отец тоже чувствовал это, посещая святых отцов в Миклагарде.
— Он никогда ничего не говорил об этом. Но я знаю, что впоследствии он жалел, что не стал священником.
Тронд стал серьезным.
— Некоторые священники в Икольмкилле говорят, что я обязан стать священником ради моего отца, — сказал он.
Сигрид ничего не ответила; она была не уверена в том, что хочет видеть своего сына в рясе. Некоторое время она молчала. Что-то тревожило ее, она хотела спросить у него об этом, но не решалась. И слова, брошенные Кальвом Тронду, когда Арнор Скальд Ярлов навестил их, заставляли ее думать об это снова и снова.
— Тронд… — начала она. — Ты уверен в том, что у тебя… что ты не…
Она замолчала. Он вопросительно уставился на нее.
— Многие мужчины, которые становятся монахами, любят… — сказала она. Он уставился на нее, словно не веря своим ушам.
— Не хочешь ли ты сказать, что я люблю мужчин? — спросил он. Она смущенно глотнула слюну; ей не хотелось говорить об этом так прямолинейно.
— Нет, но… — замялась она. — Но их так много… — добавила она.
— В чем только не обвиняют монахов, — сказал он, — но я должен сказать, что такого я от тебя не ожидал. Трудно поверить, что ты воспринимаешь всерьез обличительную вису о Торвальде Страннике и его епископе:
Девять детей
епископ родил;
всем им отцом
Торвальд был.
— Но раз уж ты спросила об этом, я дам тебе правдивый ответ. Возможностей для этого сколько угодно; не все в монастырях служат Богу. Но я могу успокоить тебя: не только эти возможности имеются в монастырях. И тебе нечего опасаться, я могу быть осмотрительным.
Он вдруг расхохотался.
— Вряд ли найдется другая мать, которая станет спрашивать об этом у своего сына!
С этими словами он обнял ее, и они вместе направились к дому.
Торфинн ярл отправился в Норвегию на двух больших кораблях, полных людей и оружия. И во время его отсутствия с Кальвом почти невозможно было разговаривать. Даже Сигрид, более привычная к ожиданию, чувствовала беспокойство.
Но когда в конце лета Торфинн вернулся домой, дело оказалось нерешенным.
— Никогда не думал, что попаду в переделку из-за того, что убил кое-кого из королевских дружинников! — сказал он. — И кто бы вы думали, помешал мне заключить мир с королем? Тот самый человек, которого я оставил в живых в Киркьювоге после смерти Рёгнвальда! Все шло хорошо, мы почти договорились с королем о мире, но тут этот человек потребовал от меня выкуп за своего брата, убитого там. И стоило ему заикнуться об этом, как Магнус пришел в ярость; и я решил, что мудрее всего отправиться восвояси.
По лицу Кальва Сигрид видела, как тяжело он переживал неудачу Торфинна.
Далее ярл сказал, что конунги отправились в Данию.
— А я думал, что ты тоже отправился в плаванье, — сказал ярл, обращаясь в Кальву. — Ты ведь знаешь короля Эдуарда и служил у него; и ты мог бы отправиться в Уинтон и узнать, что думают люди по поводу вторжения Магнуса и Харальда, если тем удастся одержать победу над Свейном Ульвссоном. Возможно, было бы разумно заключить союз с англичанами.
Кальв был согласен в этом с Торфинном и согласился отправиться туда.
Но позже, оставшись с Сигрид наедине, он отказался говорить с ней о поездке Торфинна.

Незадолго до первого зимнего дня на остров Росс прибыл чужой корабль.
Сигрид особенно не задумывалась, кто бы это мог быть, и даже не поинтересовалась, кто приехал. К ярлу постоянно приезжали люди, приходили корабли из Норвегии, из Исландии и с Фарерских островов, иногда приплывал даже какой-нибудь кнарр из Гренландии. И только на следующее утро, когда Суннива вбежала к ней с сияющим лицом, она начала интересоваться, кто бы это мог приехать.
Ей не очень-то хотелось идти во двор ярла и узнавать, в чем дело. Но Кальв был в Англии, а Тронд вернулся в Икольмкилль, так что идти больше было некому.
И не успела она выйти из дома, как получила известие от ярла, который приглашал ее в тот же вечер придти к нему; какой-то человек хочет поговорить с ней.
Остаток дня Сигрид не отходила от Суннивы и вечером взяла дочь с собой; она считала, что лучше не спускать глаз с девушки, чем оставлять ее одну дома.
Но во дворе ярла ее встречал не Хоскульд Флосисон, как она того ожидала.
Это был Сигват Скальд.
Ей пришлось ухватиться за край стола, когда он встал и направился к ней.
Он поседел и ссутулился, стал даже ниже ростом. Но глаза его были такими же живыми, как и прежде.
— Я был в Дублине в торговом плаваньи, — сказал он, когда она спросила, откуда он прибыл. — И я направляюсь обратно в Норвегию.
Она больше ни о чем его не спрашивала, и разговор в зале шел, в основном, между ярлом и Сигватом.
Сигрид не сводила глаз с дочери. Она все-таки не ошиблась: среди людей Сигвата был Хоскульд. Увидев их, он сначала попытался спрятаться в углу зала, а потом вышел.
И, прежде чем Сигрид ушла домой, Сигват спросил у нее в присутствии всех, не позволит ли она ему навестить ее на следующий день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88