К тому же, в памяти моей жил теперь величественный Киев, город более прекрасный, чем столица Византии. Василевс принял нас во Влахернском дворце и мы передали ему подарки от князя Владимира Мономаха. Царевна Анна тоже вышла повидаться с нами, она вдруг стала вовсю расхваливать вождей похода, в особенности Боэмунда Тарентского. Она с каким-то непонятным пылом взялась восторгаться его широкими плечами и тонкой талией, утверждая, что физически он создан по канону Поликлета и что никому, разве только василевсу Алексею, не уступит он в красноречии и других дарованиях, коими осыпала его природа.
Уткнув лицо в платок, Анна Комнин вдруг громко разрыдалась, и тут только выяснилась причина ее странного поведения — оказывается недавно от внезапной болезни скончался ее замечательный жених, умный и приветливый, Константин Дука. Анна уже была выдана за другого выдающегося человека, Никифора Вриенния, но воспоминание о крестоносцах напомнило ей о безвременно угасшем женихе, которого она до сих пор тайно оплакивала.
В Константинополе мы пробыли всего три дня. Наконец, нашелся корабль, отправляющийся с грузом в Антиохию, и мы поспешили сесть на него. Благополучно миновав Пропонтиду и Эгейское море, наш корабль вышел в Медитерраниум и проплыл мимо берегов Кипра. Я всматривался вдаль, стараясь разглядеть побережье этого острова, где мне суждено было прошедшей зимой провести некоторое время в плену у прекрасной Елены. У меня вдруг возникло чувство, что она так и не отпустила от себя Аттилу, и он все еще живет в Макариосойкосе.
Песок антиохийского побережья стал долетать до нашего корабля еще до того, как на горизонте показался берег. А может быть, это лишь казалось мне. Ярослав и Олег с волнением ждали прибытия, по-видимому, полагая, что едва мы сойдем с корабля, как сразу бросимся на штурм Иерусалима. Кроме нас на корабле находилось еще десятка три рыцарей-крестоносцев, новичков. Когда вдали показался берег, они наперебой возбужденно загалдели и не умолкали до самой пристани Святого Симеона.
Сыпучий склон, спускающийся к пристани, за прошедшие полгода был укреплен бревенчатым частоколом, сама пристань не только воскресла, но и сделалась еще удобнее для подхода кораблей. На берегу нас ожидало известие о том, что уже давно крестоносцы покинули Антиохию и двинулись на Иерусалим. Общий возглас досады раздался из глоток крестоносцев, только что восторженно гомонивших при виде антиохийского побережья. Я обратился к ним с речью и сказал, что поведу за собой. Оказывается, имя мое было им известно, они громко приветствовали меня и согласились вступить в мое воинство. Не мешкая далее, мы оседлали своих коней и отправились в Антиохию.
Голодный взор мой тщательно всматривался в башни, стены и укрепления Антиохии по мере того, как мы приближались к городу. Сколько воспоминаний было связано со зрелищем этой неприступной крепости! Внутри ее сейчас располагался небольшой гарнизон из пятисот рыцарей, а кроме того здесь находился Гуго Вермандуа. Он прибыл сюда несколько недель тому назад, чтобы сообщить приплывающим в Антиохию купцам о необходимости доставить в Яффу нужные для осады материалы и орудия. Ошибки крестоносцев были те же, что и в прошлом году — воодушевленные выступлением на Иерусалим, они понадеялись, что возьмут город сходу, и вот уж месяц как сидели у его стен и не могли овладеть им. В Антиохии Гуго заболел лихорадкой и только что начал вставать с кровати. Несмотря на слабость, он вызвался немедленно отправляться вместе с нами в Иерусалим, который, возможно, уже взят. Я поспешил спросить у Гуго насчет Аттилы. Он был там, мой старый, любимый и несносный болтун. Он командовал моим отрядом, был ранен стрелой, но уже поправился и рана зажила.
Лев, повстречавшийся нам сразу же, как только мы выехали из Антиохии, для одних стал развлечением, для других добрым знаком. Естественно, все ринулись охотиться на невиданного ни в Европе, ни на Руси зверя. Нам, осаждавшим в прошлом году Антиохию, доводилось видеть львов, а некоторым даже и охотиться на них. Особенно ликовали, устремляясь на зверя, мои русичи, Ярослав и Олег, но лошади, у них были тяжеловаты, и мой Шаркань быстро обскакал их, отставая лишь от великолепного арабского скакуна, на котором мчался вперед Гуго. Граф Вермандуа и настиг льва первым, но копье его оказалось неверным, нанеся льву глубокую, но не смертельную рану в загривок. Разъяренный лев в прыжке просек когтями брюхо великолепному скакуну графа Вермандуа, бедный конь громко заржал от боли и повалился на бок. Еще миг, и лев набросился бы на Гуго. Тут то и подоспел мой Шаркань, благодаря которому двоюродный брат Евпраксии был спасен. Удар моего копья оказался точнее, чем тот, что был нанесен рукой только что выздоровевшего Вермандуа. Но и в последнем предсмертном рывке могучий властелин пустынь Сирии вырвал из руки моей копье и, навалившись, переломил его надвое. Только тогда, испустив отчаянный рев, животное угасло, а подоспевшие новички-крестоносцы безрассудно вонзили свои копья в бездыханное уже тело зверя.
— Следит ли кто-нибудь из вас за своими поступками или вы и в бою будете вести себя так же глупо? — крикнул им я. — Зачем вы испортили шкуру, ведь я уже сразил его наповал?! Посмотрите на русских рыцарей — подскакав, они тотчас определили, что лев издох, и не стали понапрасну тыкать в него.
— Оленя и то жалко лишний раз попортить, хоть его кругом пруд пруди, навалом завались. А тут лев! Вот дураки немчура! — сказал Ярослав, слава Богу, по-русски, ибо других языков он не знал, а рыцари из Германии и Франции не знали русского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176