Несколько дней прошло, прежде чем Аттиле удалось-таки попасть на свидание к своей Трантафиллии, а когда он вернулся в лагерь, сообщения, которые он нам принес, только подтвердили, что мы не зря опасались. Во-первых, сам факт того, что гречанка во время Великого поста принимала у себя любовника, противоречил словам Алексея о воздержаниях; во-вторых, Трантафиллия простодушно призналась Аттиле, что очень мало кто в Константинополе по-настоящему соблюдает Великий пост, большинство постников позволяет себе рыбу, но даже те, кто постится строго, вовсе не ограничивают себя сухариками и водой, едят всякие сушеные овощи и фрукты, грибы и каши, горох, фасоль, орехи и многое другое из растительной пищи. Все это могли спокойненько поставлять к нам в лагерь, а значит, Великий пост — лишь предлог, на самом же деле Алексей начал давление на нас, дабы мы в конце концов последовали примеру Гуго Вермандуа и принесли ему омаж.
Шла уже вторая неделя нашей голодной жизни, но пост не смирял сердца обитателей лагеря, а напротив, распалял их. С каждым днем ропот все усиливался, а когда все узнали, что в Константинополе жители вовсе не постятся так же, как крестоносцы, Годфруа не успел удержать рыцарей, и те малыми и большими отрядами устремились грабить окрестные села. Еще три дня понадобилось для того, чтобы возвратить Христовых воинов в лагерь и навести должную дисциплину. Было принято решение атаковать ворота, ведущие к Влахернскому дворцу, ворваться в них и, показав свою силу, высказать справедливые требования. В бой было брошено полторы тысячи конных и три тысячи пеших воинов. Неожиданного нападения, конечно же, не получилось, но выяснилось, что Алексей только и ждал, когда лопнет наше терпение. Войско его было готово дать нам отпор, и едва мы приблизились к Влахернским вратам, как они распахнулись, и навстречу нам вышло не меньшее количество пеших и всадников, чем было с нашей стороны. Битвы не последовало. Истощенные крестоносцы, потеряв в стычке нескольких человек, стали отступать. Греки тоже явно не хотели сражения и только при крайней необходимости пускали в ход оружие. Когда мы вернулись в лагерь, он тотчас же был со всех сторон окружен печенежской конницей. Видя такое неуважение, крестоносцы вновь обозлились и принялись строиться для нового наступления, на сей раз всеми силами, но тут на лагерь посыпались стрелы. Печенеги стреляли превосходно, наши лучники действовали гораздо хуже, да и немудрено — слишком в неудобном положении мы оказались, отлично просматриваясь отовсюду.
— Что будем делать? — спросил я у Годфруа, видя, как его братья безрассудно рвутся в бой, готовые ради своей непомерной гордыни здесь, у стен Константинополя, закончить крестовый поход, даже ни разу не сразившись с мусульманами.
— Бери своих друзей и отправляйся к этому чортову греку, — отвечал герцог Лотарингский. — Узнай, чего он хочет, каковы его требования на сей раз.
Спустя несколько дней император Алексей Комнин принимал омаж у герцога Годфруа Буйонского и его братьев Бодуэна и Евстафия. Принятие вассальной присяги лотарингских рыцарей византийскому василевсу проходило в торжественнейшей обстановке в храме Святой Софии в присутствии всех наших командиров отрядов и самых видных сановников и военачальников Алексея. Церемонию освящал Константинопольский патриарх, он же благословил вкушение вина и пищи, обычно не дозволяемой во время Великого поста, и после принятия омажа василевс пригласил нас всех во Влахернский дворец, где был приготовлен такой стол, что с голоду мы все чуть не ошалели. Нам подавали великолепные вина, рыбу такую, какой нам доселе не доводилось пробовать, а икра этой рыбы, отличающаяся черным цветом, была так вкусна, что слюна бежала с губ, как кровь из свежей раны. Надо было видеть, как лучшие рыцари Европы жадно набросились на еду, урча и давясь, брызгая слюной и громко отрыгивая. Немудрено, что коварные греки взирали на нас с брезгливостью. У Бодуэна однажды вырвалось негодование:
— Ну ничего, — сказал он, обращаясь ко мне, — мы им еще отплатим за этот унизительный ужин.
— Разделяю вашу неприязнь к грекам, — ответил я, — но согласитесь, что никто не звал нас сюда, а незваный гость хуже гунна.
Признаться, особой неприязни к грекам я не испытывал. Просто завидовал их богатству, образованности, культуре, которые позволяли им держаться высокомерно по отношению к другим народам и считать нас неисправимыми варварами. Да и то сказать, достаточно было одного взгляда на Евстафия, грубого, неотесанного, грязного и наглого, чтобы невзлюбить нас и считать дикими животными. А ведь таких, как Евстафий, среди нашего рыцарства было немало.
В тот же день в наш лагерь поступили продукты, да в таком количестве и по таким низким ценам, что вмиг все волнения утихли. Мы, как пришибленные псы, затаили обиду, но готовы были служить новому хозяину верой и правдой, ибо проучив и наказав нас, он же и щедро наградил. Еще бы! Ведь если бы мы не принесли омаж Алексею, он грозился бросить против нас все свое войско и всех наемников-печенегов. И трех часов не продлилась бы такая битва. Одних печенегов было бы достаточно, чтобы перебить нас. А теперь, после принятия вассальной присяги, нам было даровано право в будущем по своему усмотрению распоряжаться землями, отвоеванными у сельджуков. Алексей обещал и впредь по самым низким ценам снабжать нас продовольствием и всем самым необходимым, а перед переправой через Босфор обязался укрепить наше войско хорошими доспехами и оружием.
Тяжко вспоминать тот пир во Влахернском дворце устроенный после того, как мы принесли омаж Алексею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176