На кого я похож сейчас, на кого?
— Я не…
— Я похож на кусок прокисшего теста. В печени у меня живет какое-то чудище с сотней клыкастых голов. Мои ноги распухли и отказываются мне служить. У меня двойная кила и громадная грудная жаба. Моя кожа покрыта струпьями. Вы хотите сказать, что это наказание мне за мою прежнюю жизнь?
— Я не знаю, — одними губами прошептал гость.
— Именно так. Наказание. Я это понял несколько лет назад. Я давно проник в свою ошибку. Философскую нашел неправильность в своих первоначальных рассуждениях. Надо не умертвлять плоть насильственным утолением желаний, надо вырвать корень желания из тела человека, чтобы он не имел возможности желать. Лишить его даже выбора между желанием и отказом от него. Вы понимаете о чем я говорю?
— Боюсь, что нет.
— Боитесь? Бойтесь. А пока я вам объясню, о чем идет речь. Я думал очень долго и пришел к выводу, что вся пирамида вожделений стоит на одной плите. Даже не так, пирамида эта перевернутая и острием своим она упирается в одну точку. Вот так правильнее.
Арман Ги вяло улыбнулся, он, совершенно не знал, как ему себя вести.
— А точка эта — половое влечение. Лишенный его человек, постепенно избавляется от всех прочих увлечений. Недаром первое, что заметил Адам, вкусив от змеиного плода, что он мужчина и захотел женщину. Стал плодиться и размножаться с наслаждением. Увеличивать горы греха и моря горя в этом мире. Недаром же считается, что спасшиеся на том свете станут бесполы, даже обладая при этом телами своими. Как же это можно телесно воскреснуть и пол свой не утратить при этом?! Долго, долго и мучительно думал я об этом.
Голос Черного Магистра гремел под сводами залы и, казалось, сотрясал всю крепость.
— И нашел выход! Нашел!
— Оскопление? — прошептал Арман Ги.
— Правильно! Наконец-то правильно. Лишившись, уда своего, этого гадчайшего из органов, человек начинает преображаться. И полностью очиститься ему мешает знаете что?
— Что?
— То, что он продолжает жить среди людей. Скопцов единицы, они втянуты в дела ослепленных страстями человеческих масс, невольно сами начинают интриговать. Иногда даже правят империями. Но хотят — другого.
— Чего же, сир?
— Это очень просто, — голос графа вошел в привычные пределы, они должны жить среди себе подобных и, вдали от обычных людей.
— Но, простите, как же они… род их вскоре пресечется.
— А не такова ли идея всего священного писания? Род людской не может пребывать вечно. Будет поколение, которое назовется последним. Ведь не расточение семени, а завоевание вечного блаженства цель жизни земной. А иначе бы и не было объявлено о грядущем страшном суде. Вы потрясены?
— Да, я потрясен, — искренне сознался Арман Ги.
Граф удовлетворенно облизнулся.
— И вот я организовал соответствующую обитель.
— И вам удалось все, что вы ждали от этого начинания?
Человек в кадке мощно поморщился.
— В любом, даже святом деле нельзя избежать сложностей. В идеале, конечно, членами моей общины должны становиться оскопившиеся добровольно и даже радостно. Но не всегда этого можно добиться, и более того — весьма редко. Не все догадываются о своей пользе. Но это легко объяснимо. Чтобы открыть духовные очи человека и заставить их узреть истины, приходится прикладывать определенные усилия. И мы их прикладывали не покладая рук.
Арман Ги напряженно молчал в ожидании новых невиданных откровений.
— Н-да. Мы скупаем наших несчастных братьев, томящихся по гаремам всего магометанского мира, здесь они находят умиротворение и понимание. Братское участие и отеческую заботу. С моей стороны.
— Но, сир, простите за, может быть, дерзкий вопрос.
Граф шумно кашлянул.
— Ну.
— А не пытаются ли они бежать, я имею в виду самых неразумных из новообращенных.
— Не знаю. Наверное, нет. Охранники у меня хороши. Потому и кажется, что крепость плохо охраняется, что копья их обращены во внутрь, а не вовне. И потому братия моя спокойна и довольна. Всем.
— А сами охранники?
— Что охранники?
— Им здесь нравится?
— Да какое это имеет значение?!
— Ну, в общем…
— Они никуда не могут бежать. Сейчас покажу почему. Эй, иди сюда, кто-нибудь.
Из-за занавеси появился мгновенно человек в покрывале и поклонился.
— Сними.
Покрывало шурша взлетело и Арман Ги отшатнулся — на него глядело жуткое, безносое лицо. Рядом с этим человеком Лако, например, даже при всех своих ноздрях, мог сойти за родственника Филиппа Красивого.
— Так ильханы поступают с осквернителями могил, — сообщил граф д'Олорон. — А правоверные мусульмане отлавливают тех, кто вышел из-под ножа монгольского палача и убивают, как бешеных собак. Открыться безносому человеку совершенно негде, теперь понятно?
— Так все стражники осквернители?
— Зачем, я сам им режу носы. Тем кто покрепче и годится носить копье.
— А они… они не серчают на вас, сир?
— Ну и пусть. Ну убьют они меня — куда денутся? Лучше уж со мной и без носа, чем без меня и без жизни.
Граф зевнул, отворив зловонную пещеру. Разговор явно приближался к концу.
— Ну вот, нормандец и тамплиер, ты узнал все, что хотел, правильно?
— Да, сир.
— И я хочу тебя поздравить с прибытием. Надеюсь, ты с открытыми глазами примешь истинную веру.
Ужасающая догадка вспыхнула в мозгу рыцаря.
— Какую веру? Вы сказать…
— Да, — с гордостью заявил Черный Магистр, князь Алеппо и граф д'Олорон, — уже завтра тебе и твоему слуге будет оказана высокая и неизбежная честь, и вы сможете разделить вместе со всеми нами жизнь в истине.
— А я не могу! А если я не хочу?!
— Ты можешь отказаться, но тогда тебе придется лишиться носа. И одеть покрывало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73