На нашу кристальную репутацию будет брошена несмываемая тень. Предлагать то, что предлагаете вы, может только пособник короля, де Блез.
Командор Франш-Конте вскочил, хватаясь за меч.
— Вот как!?
— Арестуйте его, — негромко приказал Великий Магистр.
Четверо монахов мгновенно появившихся за спиной рыцаря повисли на его руках и плечах.
— Уведите его.
Бешено сопротивляющегося и взывающего к Иоанну Крестителю де Блеза уволокли.
— Брат казначей, — обратился Жак де Молэ к худому, носатому старику, сидевшему в сторонке у стены, — готов ли ваш отчет?
Старик поднялся.
— Да, мессир, час назад мы посыпали песком последнюю запись. Все до последнего денье, до последнего аметиста на вашей парадной перевязи там перечислено.
— Несите сюда ваши свитки.
Казначей вышел.
— А теперь, брат мажордом, — Де Стопир вытянулся в струнку.
— Да, мессир.
— А теперь открывайте ворота.
— Ты тоже одноглазый? — спросил стражник, невнимательно оглядев Лако и прислушиваясь к звукам, доносившимся сверху. Он был удивлен, обычно здешних каменных глубин не достигали никакие внешние шумы.
— Нет, я не одноглазый.
Стражник снова вгляделся в паренька с ведром и черпаком.
— А чего ж ты нацепил ее? — угрожающе спросил он и поудобнее перехватил алебарду.
— Чтобы не промахнуться.
— Чего, чего?!
Лако зачерпнул раскаленной жижи из своего ведра и плеснул в лицо стражнику.
Когда тот стал с ревом метаться по коридору, ударяясь железными боками о каменные стены, уродливый юноша, улучив момент, воткнул ему свой кинжал между листами лат. После этого он снял фартук и повязку, они нужны были только для того, чтобы свободно приблизиться к громиле страднику, в общих чертах знающему разносчика, чтобы он не вздумал применить арбалет, висящий у него на стене за спиной. В узком коридоре спасения от арбалетной стрелы нет. Теперь надобности в маскировке не было.
Сняв с пояса бездыханного охранника связку ключей, Лако отпер дверь, за которой открывалась территория четвертой тюрьмы, вытащил из железного гнезда чадящий факел и вошел в сводчатый коридор.
Большинство камер пустовало, оказывается не так уж много имелось у тамплиеров заклятых и опасных врагов. Пару раз из запечатанной толстенной решеткой вонючей темноты появлялись, привлеченные светом, жуткие распухшие хари. Они что-то бессвязно блеяли и бессильно плевались. Просидев в здешнем узилище два, три года, человек безвозвратно терял человеческий облик.
— Господин! — громко прошептал Лако, подойдя к одной из решеток. Он принюхивался как животное и волосы в ноздрях его носа нервно трепетали.
И господин выполз, услышав человеческий голос, это было как глас господень. Ведь с ним здесь никто никогда не разговаривал. Все эти месяцы.
Долго, очень долго всматривался Арман Ги в лицо, которое невозможно было забыть.
— Ты?
— Да, я, господин.
— Ты пришел…
— Да, я пришел.
— Ты пришел меня убить?
— Нет, я принес вот это.
Лако достал из-за пазухи сверток с одеждой и просунул его сквозь прутья решетки.
— Что это?
— Это одежда королевского стражника.
— Зачем?
— Оденьте ее.
— Зачем? — тупо повторял ополоумевший от наплыва чувств комтур.
— Оденьте и поваляйтесь в ней по полу. Сегодня сюда придут люди короля, если на вас будет эта одежда, они вас выпустят. Остальных увезут в Шинон и будут пытать.
В глазах Армана Ги мелькнула искра понимания.
— Да, Лако, я понял.
— Извозитесь как следует и притворяйтесь сумасшедшим, чтобы вам поменьше задавали вопросов.
— Я понял Лако, я понял.
— Все, мне пора идти. Еще нужно успеть спрятать два трупа.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЛУВР
Филипп Красивый был в отвратительном расположении духа. Все утро он провел в своей зеркальной галерее. Она ныне мало напоминала прошлогоднюю — следствие варварского погрома, устроенного в прошлом году парижским охлосом. Но король не спешил ее пополнять, как будто смирился с потерями. Общение с немногими пережившими покушение толпы полотнами отражающего стекла стало более интимным и даже болезненным. Странные и тайные сомнения короля относительно своего метафизического происхождения не утихали. Напластования повседневных забот лишь на время сглаживали их остроту. Но стоило ему остаться наедине со своими мыслями…
Король подошел к большому овальному зеркалу, это было старинное флорентийское произведение, король не любил его за упрощенную и примитивную трактовку собственного отражения. Не было в этом простоватом итальянском стекле настоящей таинственной глубины, оно словно не впускало взгляд внутрь, выталкивало на свою поверхность предмет отображения, предоставляя при этом скучный, обыденный фон.
В другой раз Филипп фыркнул бы и ушел от глупого овала, но он знал, что внизу в каминной зале его ждет инквизитор Парижа с новыми сведениями о допросах тамплиеров. Королю не хотелось спускаться к нему. Это чувство усиливалось пониманием того, что спускаться все равно придется.
Н-да, за две недели, что шло следствие в Шиноне и девяти других замках на севере и западе страны, общая картина дела более-менее обрисовалась. И картина эта слишком уж не устраивала короля.
Ладно, идти все равно надо.
Филипп бросил последний взгляд на свое дурацкое отражение и отправился вниз.
При его появлении Гийом Парижский, глава доминиканской инквизиции столицы, поспешно встал. Он уже несколько дней чувствовал, что король не вполне доволен его работой и это лишало его сна. Он старался изо всех сил, но никак не мог угодить королю.
Филипп уселся на мягкий табурет и жестом предложил доминиканцу устраиваться напротив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73