Уж вам-то де Сабле должен был сообщить об этом.
— Нет, не сообщал…
— Значит, еще сообщит. Теперь смотрите, кого выбирают новым королем Иерусалима. Анри Шампанского. Выгодно это Ричарду? Конечно выгодно. Он теперь отправится воевать с Филиппом, Анри отдаст Саладину все, что тот еще не прибрал к своим рукам, и Ричард сможет спокойненько обвинять во всем короля Франции, из-за коварства которого сорвались все планы крестоносцев.
— Не вижу логики, — сказал Робер де Шомон. — Поначалу вы утверждали, что Ричарду для спокойного отправления на родину необходимо было избрание королем сильного Конрада, затем вы стали утверждать противоположное, что он для того устроил покушение на Конрада, чтобы поскорее отправиться воевать с Филиппом и покинуть Святую Землю.
— Напрасно, сударь, вы будете искать логику в поступках Ричарда, — не моргнув глазом отвечал епископ Бове. — Ее нет. Разве может быть логика в действиях человека, целиком и полностью находящегося под каблуком у капризной и взбалмошной жены?
Не желая дольше выслушивать клевету в адрес своего любимого государя, Робер постарался перевести разговор на другие темы. Утром следующего дня епископ Бове покинул Фамагусту и отправился дальше в Европу, а у Робера стала развиваться мысль о том, что надо бы ему оставить Кипр на попечение своих ближайших помощников, тем более, что дела на острове идут хорошо, а самому отправиться туда, где сейчас Ричард. Робер чувствовал — король Львиное Сердце как никогда нуждается в присутствии рядом с ним искренних и преданных друзей. И в первых числах июня Робер отправился в Святую Землю.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В эту весну, предварявшую конец похода, сенешаль тамплиеров Жан де Жизор подружился с герцогом Бургундским, коему весьма нравилось как старый тамплиер тонко и остроумно высмеивает Ричарда. Нередко собирались они избранной компанией и принимались сочинять анекдоты про то, как Львиное Сердце самую малость не дошел до Иерусалима и закрыл глаза, чтобы не видеть Святой Град, про то, как он мечется между Беранжерой и любовниками (почему-то до сих пор считалось верхом остроумия пережевывать старые сплетни о мужеложестве Ричарда), про то, как Беранжера ловко наставляет ему рога, хотя молодая королева была чиста и ни разу не дала повода подозревать ее в неверности, и все это знали. Уютная и неприхотливая компания пригревалась при Гюге Бургундском. Герцог ожидал, что, как только Ричард отправится в свои владения воевать с вероломными Филиппом-Августом и Джоном Лэклендом, роль сюзерена Бургундии значительно выделится и можно будет претендовать на пальму первенства среди вождей похода.
— Однако, что он мешкает? — как-то раз, сидя за огромным бокалом назаретского вина, капризно спросил герцог. — Когда же он сгинет отсюда? Он дождется, что его братец Жан и король Филипп приберут к рукам все его земли, да еще пошлют гонца с требованием прислать им Беранжеру, ха-ха-ха-ха!!!
— Надо бы его малость поторопить, — любезно согласился навигатор ордена Креста и Розы. — Вот бы здорово, если б кто-нибудь сочинил на него едкую сатиру в виде кансоны и пустил гулять свое произведение по лагерю крестоносцев. У вас есть на примете какой-нибудь талантливый стихоплет, но такой, у которого ни стыда, ни совести не предусматривалось Всевышним с момента зачатия?
— Дайте подумать, — зажав в кулак бороду, откликнулся герцог. — Есть у меня славный малый Разоль из Орси, но этот не годится, поскольку хоть он и язва, но никогда не выйдет за рамки приличия. Есть у меня Гираут де Трене, но этот лежит в лихоманке и вряд ли вообще очухается. Жонглеров-то хватает, но такого, чья желчная песня могла бы сразить Ричарда…
— Ваше сиятельство, — обратился к герцогу маркиз де Буска, — у меня есть на примете отличный негодяй, просто пальчики оближешь, какая сволочь. Он промышляет тем, что сочиняет любовные письма для рыцарей, желающих овладеть постелью какой-нибудь из местных красоток. За это он получил прозвище Пистолет, то есть, «письмишко», и вообразите только, все знают, что этот мерзавец, передавая письма избранным горожанкам Сен-Жан-д'Акра, успевает еще проверить, хороша ли намеченная тем или иным его заказчиком постель.
— Позвольте, но на кой черт он нам нужен? — удивился герцог.
— Не спешите, мсье Гюг, — возразил граф де Сервьер, — я тоже знаю этого шалопая, которого зовут Фальконетом, но прозвище у него действительно Пистолет.
Помимо любовных посланий он сочиняет наигнуснейшие, наискабрезнейшие песенки, не лишенные таланта. Некоторые из них подолгу пользуются успехом и распеваются во время винных возлияний.
— Почему же я до сих пор их не слыхал? — обиженно скривил губы Гюг Бургундский.
— Потому что они отвратительно грубы, ваше сиятельство, — ответил маркиз де Буска. — Они не для вашего уха.
— Вздор! — возмутился герцог. — Я обожаю скабрезности. Всякий настоящий полководец любил грубую шутку, от которой несло, как из конюшни. Вспомните Цезаря, вспомните Шарлеманя… Приведите ко мне эту бестию, завтра же. Быть может, он исполнит то, что так мудро, задумал сенешаль Жан.
— Зачем же откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, — сказал граф де Сервьер. — Я сейчас же пошлю за Пистолетом.
И действительно, через каких-нибудь полчаса взору герцога явился весьма неприглядный, можно даже сказать, гадкий субъект с лицом нездорового цвета, тощий, но вместе с тем обладающий круглым брюшком, так что можно было подумать, будто он проглотил дыню; выслушав пожелание герцога, он, не долго думая, тотчас же принялся сочинять сатиру на Ричарда, и когда были готовы два куплета, он прочел их, получил одобрение, сопровождавшееся десятком монет, и отправился сочинять дальше, пообещав к утру закончить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129