Перед отъездом из родного замка, он спрятал щит Давида там, где он был найден много лет назад — в тайнике бездонного колодца, расположенного в подземелье под теперь уже пнем жизорского древа. Де Фо, как верная жена, оплакал отъезд своего господина и стал ждать его возвращения, свято сохраняя тайну бездонной скважины. Только ему мог доверять навигатор, уезжая в далекие края.
Дождавшись в Марселе прибытия северного флота, Жан де Жизор и Жак де Жерико вместе с десятью тамплиерами Креста и Розы, оруженосцами и слугами переправились в Мессину, где находился двор Танкреда Лечче, и, войдя в доверие к королю Сицилии, тотчас принялись нашептывать ему, что если Ричард остановится в Мессине, он непременно захочет разграбить богатый город и показать здесь свою власть, ибо так он поступал с любым городом, где бы ни появлялся — в Туре или Ле-Мане, Бордо или Тулузе. И когда Ричард приплыл, наконец, в Мессину, между ним и Танкредом началась нудная и неприглядная тяжба, постепенно все больше и больше перерастающая во вражду. Танкред не спешил отдавать новому королю Англии причитающуюся ему часть наследства Гвильельмо, поскольку навигатор внушал ему: «Отдадите часть, он захапает себе целое». Мессинцы, так восторженно встречавшие Ричарда в день его приплытия, настраивались против засидевшихся на их острове гостей, стали чинить им всякие напасти, убивали их паломников и кидали тела убитых в отхожие ямы. Обстановка накалялась, и Ричард решил несколько подзадержаться на Сицилии, дабы вразумить негостеприимных мессинцев. Он захватил расположенный на берегу моря греческий монастырь и превратил его в свой бастион и свою ставку. Сюда же он привез вдовствующую королеву Иоанну. В первом бою, вспыхнувшем между крестоносцами и жителями Мессины, Ричард выступил в роли примирителя — он схватил палку и принялся ею успокаивать своих, дабы они не ввязывались в драку. Но когда он и Филипп-Август встретились с городскими нотаблями, чтобы уладить конфликт, пришла весть о том, что мессинцы напали на лагерь, крестоносцев и сражение идет уже нешуточное. Выскочив из дворца, в котором происходила встреча с нотаблями, английский и французский король, охраняемые небольшим эскадроном, оказались в окружении огромной вооружённой толпы, которая принялась осыпать их стрелами. Если бы не мужество того, кого недаром прозвали львиным прозвищем, замысел навигатора осуществился бы прямо тут. Еще немного и толпа сомкнулась бы и принялась избивать рыцарей английского и французского короля. Ричард и тамплиеры, руководимые коннетаблем Робером, свирепо обрушились на нападавших мессинцев, жестоко разя их и пробивая дорогу сквозь плотные ряды. Уложив около сотни разъяренных горожан, они вырвались из окружающей толпы и вывели короля Филиппа и его людей. Избежав нелепой смерти, Ричард явился в свой лагерь, придвинул ближе к городу свои галеры, мгновенно организовал войско и, отразив нападение мессинцев, двинулся на штурм города.
Подсчитав убитых в этой стычке, мессинцы пришли в ужас — на каждого мертвого крестоносца приходилось по девять горожан. Теперь только они поняли, как сильно сами себе навредили. Но было поздно. За несколько часов рыцари Франции, Нормандии, Анжу, Англии и Аквитании взяли город в свои руки и предали его пожару и разграблению. Всюду, на всех башнях мессинской крепости затрепетали, зареяли знамена короля Ричарда Львиное Сердце.
— Друг мой, — сказал ему Филипп-Август, — разве мы не договаривались, когда вместе принимали крест, что добыча всегда будет делиться между нами пополам? Почему же тогда кругом развеваются только твои флаги? Где же мои?
— Друг мой, — любезно отвечал ему Ричард. — Если мои рыцари воюют, а твои прячутся у них за спиной, это еще не значит, что они и флаги вместо твоих вояк станут развешивать. Кто победил, тот и знамя свое водружает.
— Но… — открыл обиженно рот король Франции.
— Постой-постой! — не дал ему сказать слово король Англии. — Боже, какая красавица! Да ведь это… Да ведь это же…
Ему навстречу в окружении своей свиты двигалась ослепительной красоты женщина, в которой Ричард узнавал и не узнавал Беранжеру, принцессу Наварскую. Десять лет назад он был страстно влюблен в нее. Это было в Тулузе. Ему тогда исполнилось двадцать три, а ей всего лишь тринадцать, и она совсем не понимала, зачем люди влюбляются друг в друга и что нужно от нее этому рыжему нахалу, хоть он и принц, и герцог Аквитанский, и отменный певец, мало ли принцев, герцогов и хороших певцов — дальше-то что? Теперь это была рослая, зрелая, роскошная красавица, и былое чувство вспыхнуло с утроенной силой. Лицо принцессы пылало гневом, и подойдя, она заговорила с Ричардом не вполне любезно:
— Ваше величество! Как это понимать?! Я только сегодня приплыла в Мессину и не успела поселиться, как на мой дом нападают ваши люди и начинают его грабить, несмотря на то, что я принцесса Наваррская и никакого отношения не имею к происходящей у вас тут вакханалии.
Ричард с тоскою подумал о своих прыщах, затем с радостью вспомнил, что сыпь с каждым днем все больше и больше исчезает, и, спрыгнув с коня, он склонил колено перед прекрасной принцессой.
— О, Беранжера! Свет, струящийся из ваших глаз столь великолепен, что даже гнев не в состоянии затмить его! Обещаю вернуть вам в десятикратном размере все, что награбят мои молодцы. Сегодня их день, они столько претерпели издевательств и насмешек от наглых и безбожных мессинцев, что этому пришло время положить конец. Прекраснейшая Беранжера! Если б вы знали, как я рад видеть вас среди этого дыма, огня и воя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129