— Во мне тоже нет ничего божественного, ты это хотела сказать?
— Да, — застенчиво выдохнула она. — Мы люди, простые люди.
Он вскочил.
— Тира! Тебе нужно побывать на Тире. Ты должна туда поехать.
— Остановись! Прекрати, умоляю тебя. Забудь прошлое.
— Нет, ты должна отправиться туда со мной. Я хочу, чтобы ты знала. Чтобы чувствовала то, что чувствовал я.
Она руками сжала его лицо.
— Зачем ты навязываешь мне эту пытку?
— Дора, сжалься. Сделай мне последнее одолжение, и клянусь, я никогда не вернусь к этой теме.
Она подняла на него глаза:
— Ты клянешься? Никогда?
— Клянусь.
— Ладно. Поехали в Тиру. — И добавила, пристально глядя ему в глаза: — Чтобы изгнать из тебя злых духов…
Тира произвела на Рикардо такое же впечатление, как и в первый раз: огромная раненая птица. Береговой утес был бесформенным, так же проступали в нем красно-черные полосы, и дома, побеленные известью, казалось, все еще дремали.
Ступив на маленькую пристань, Рикардо обнял Дору.
— Я тебе бесконечно признателен. Это было незабываемо.
— Легко говорить. Я очень устала.
— А самое трудное — впереди. — Он указал ей на тропинку, круто поднимавшуюся к вершине высокого мыса.
— Нет! — не веря своим глазам, воскликнула Дора. — Скажи, что это неправда. Скажи, что есть другой путь.
Он отрицательно покачал головой.
— Видно, ты поклялся меня тут угробить! — Она погрозила ему пальчиком: — Ты обещал. После этого восхождения на Голгофу мы навсегда закроем книгу призраков. Согласен?
— Обещаю.
Целый час они добирались до дома Александра Влазаки. Открыв им дверь, художник на несколько секунд лишился дара речи.
— Вы? Вы здесь? — невнятно пробормотал он. Спохватившись, пригласил: — Входите, входите, пожалуйста. Ну и вид у вас!
— Устали немного, — подтвердил Рикардо с усталой улыбкой.
— Устраивайтесь, я принесу чего-нибудь выпить. И Александр быстро вышел.
В комнате ничего не изменилось: все тот же мольберт, кисти и кисточки, краски, палитра. Застекленная дверь, как обычно, распахнута настежь, за ней виднеется море.
Рикардо взял руку возлюбленной, поднес к своей щеке.
— Никогда не думал увидеть тебя здесь, в этой комнате, где столько переговорено о нас с тобой… Жизнь — чудо.
— Да, чудо. И сомнений быть не может! — Она указала на картины, украшавшие стены: — Ты, как всегда, прав. У твоего друга большой талант.
— Он редкий человек с чудесной душой. Александру приходится страдать и за себя, и за других. Я тебе рассказывал его историю. По всей видимости, он не собирается закрывать книгу о фантомах.
Вернулся Влазаки — Рикардо замолчал.
— Вот, — сказал художник, ставя на стол освежающие напитки. — Сейчас это вам просто необходимо.
Он присел на банкетку напротив них.
— Вы… вы надолго к нам? — спросил он с волнением и даже страхом.
— Нет, к сожалению. Мы вынуждены уехать сегодня же.
— Так быстро?
— Я хотел бы показать Доре Акротири. Она никогда там не была. Думаю, ей просто необходимо открыть это место как для себя, так и для меня.
Художник хранил молчание.
— Что такое? — удивилась Дора. — Кажется, вы не разделяете энтузиазма Рикардо.
Застигнутый врасплох, Александр замялся:
— Что вы, что вы! Вы ошибаетесь.
Рикардо по-дружески положил руку на руку художника.
— Александр, друг мой! Не бойтесь. Вы все можете ей говорить. Я не Тристан, Дора не Изольда. Вспомните о моих словах: «Каждая история любви — уникальна».
— Можете вы мне объяснить, в чем дело? — забеспокоилась Дора.
— Да скажите же ей, — подбодрил Рикардо. Подавив нерешительность, Влазаки наклонился к ней:
— Вы, быть может, посчитаете меня пессимистом, но дело в том, что я боюсь за вас. За вас обоих. Вот и все.
— Боитесь? Но почему?
— Просто так. Глупые мысли лезут в голову. Я считаю, что Рикардо прав. Я слишком впечатлительный А как же? Все художники такие. Скажите-ка лучше, чем я могу вам помочь?
— Минуточку, — запротестовала Дора. — Мне хотелось бы все понять.
Рикардо обратился к художнику:
— Вы разрешите ей объяснить?
Влазаки поднял руки и тут же обреченно опустил их.
— Если считаете нужным…
— У Александра есть одна теория, — начал аргентинец. — Он уверен, что существует рок, с незапамятных времен довлеющий над влюбленными. Наш друг убежден, что настоящая, божественная любовь обязательно будет уничтожена богами. Глаза Доры расширились.
— Боги? Наказание? — Она искренне рассмеялась. — Вы верите в эти сказки, месье Влазаки? Зачем богам, если даже они существуют, вмешиваться в наши бедные чувства?
— Вы правы, мадам, они не вмешиваются… пока эти чувства бедные, то есть человеческие. Но как только мы переходим определенные границы, когда мы приближаемся к уровню небожителей, тогда они строго наказывают нас. Боги страшно ревнивы.
— Если вас это может успокоить, скажите себе, что мы с Рикардо не собираемся достигать их уровня. Мы любим друг друга «по-человечески».
Влазаки замкнулся в молчании. Ему явно не хотелось насильно навязывать свои убеждения — мешали присущие ему скромность и деликатность.
— Как бы то ни было, — сказал Рикардо, — ваше участие нас искренне трогает.
Художник постарался улыбнуться и с наигранной непринужденностью махнул рукой:
— Я поглупел. Не надо на меня сердиться. Вернемся к причине вашего приезда. Думаю, вам потребуется кайк… Он в вашем распоряжении. Когда собираетесь отправиться?
— Честно говоря, как можно скорее, — ответил Рикардо. — Наш пароход отплывает в Пирей через два часа. Досадно было бы опоздать на него.
— В таком случае отправляйтесь. Я провожу вас до стоянки.
Александр посчитал нужным приободрить Дору:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68