Наука ошибается, когда противоречит Священному Писанию, потому что только в нем истина! Слова наших евангелистов и святых победили язычников древнего мира. Сегодня чада Христовы несут крест против ислама и его штандартов, обагренных кровью Испании! Что говорит наш великий философ и Отец Церкви святой Августин? Он называет ересью веру в пресловутых антиподов, потому что тогда в тех отдаленных землях жили бы люди, не являющиеся потомками Адама. А Писание учит нас, что все мы происходим от одной и единственной пары. Сеньор Колон хочет, чтобы мы поверили, будто второй Ноев Ковчег уплыл на запад? В Писании об этом не сказано! Нам говорят, что мир круглый. Сущий абсурд! Разве земля в Ветхом Завете ни описана настолько точно, что никаких объяснений не требуется? Небеса, как сказано в Псалтири, натянуты, как свод шатра. Разве можно натянуть шатер вокруг шара? Святой Павел в Послании к Евреям сравнивает небеса с дарохранительницей, развернутой над землею, следовательно, земля может только быть и всегда была плоской поверхностью. Хоть и неровной. — Старик помолчал, потом вытянул руку к Колону. — Ересь!Мануэла быстро повернулась к Варгасу, чтобы спросить у него, но обнаружила, что его место пустует. И практически тут же раздался голос францисканца.— Позвольте мне высказаться. Я не астроном и не космограф. Мое имя Рафаэль Варгас, я францисканский монах из Ла-Рабиды. Прежде чем объяснить вам причину моего вмешательства, я хотел бы сказать следующее: я встречался и беседовал с сеньором Колоном. Мне известны пробелы в его доводах. Будущее покажет, прав он или нет. А что касается круглой формы земли, — Варгас повернулся к старику, — так вот, не будучи космографом, я позволю себе высказать вам мои собственные впечатления, ничего не имеющие общего ни с известным, ни с непознанным. Мне доводилось довольно много путешествовать, и я всегда видел, что первыми на горизонте появляются вершины гор. Я плавал на кораблях и наблюдал, что дольше всего на горизонте видна верхушка мачты. Наверное, мои доводы детские, а не научные, но они неопровержимы. Если сегодня и остаются те, кто видит в этом лишь сказку, то завтра это станет очевидной для всех истиной.По залу прокатился возмущенный гул.Талавера, стукнув несколько раз молоточком из слоновой кости по столу, призвал к тишине, потом предложил францисканцу продолжать.— Теперь о причине моего здесь присутствия. Церковь не может вечно опираться на доводы, которые только что привел выступавший брат. Он сказал: «Наука — творение человеческое, а вера — божественное». Он также сказал: «Наука ошибается, если противоречит Священному Писанию, потому что только в нем истина». Разве вы забыли слова Господа нашего? «Вы — свет мира». Если Церковь будет упорствовать и настаивать на своей монополии, то не свет понесет она в мир, а тьму, не надежду, а отчаяние. И не уподобится ли она таким образом тем самым созданиям, давеча описанным оратором, которые предпочитают пожертвовать жизнями, чем вовремя признать свою ошибку? Вы напрасно ищете в Священном Писании слова, ограничивающие стремление человека к познанию. Их там нет. — Рафаэль потер лоб, словно у него разболелась голова. Сильное волнение вынудило его выйти за рамки, которые он установил для себя, прежде чем прийти сюда. Не важно, надо идти до конца. — Осудите генуэзца, если лишь на основании одного пробела в представленных им доказательствах считаете, что это химера. Но умоляю вас, если есть шанс, что он может оказаться прав, не сжигайте его мечты в аду, потому что этот ад будет создан целиком вами.Варгас замолчал. В зале повисла напряженная тишина. Его слова явно произвели впечатление. В полумраке на него смотрели лица, большей частью серьезные, некоторые — злые. Наверное, это тот старик первым в ужасе завопил, осеняя себя крестным знамением. Затем последовал жуткий гвалт, безусловно, весьма редкий в этих стенах, где обычно царили дисциплина и суровость. Талавера отреагировал не сразу. На протяжении всей речи францисканца он ощущал, как в нем растет чувство, всплывшее из глубин его памяти, из тех времен, когда он сам, еще послушник, представлял себе мир — не важно, плоский или круглый — сотканным из терпимости и прощения. И задавался вопросом, какую роль во всем этом деле играет монах и что его связывает с Абеном Баруэлем?Талавера посмотрел в зал. Мануэла исчезла. Варгас снова сел рядом с генуэзцем, но к ним присоединился кто-то третий. Высокий тощий мужчина с седой бородой. Возможно, это второй участник, тот еврей, Самуэль Эзра? Талавера не мог слышать, о чем они говорят, видел лишь, как шевелятся их губы. Впрочем, как бы то ни было, Талавера возблагодарил Всевышнего за то, что Он позволил ему снова отыскать этих людей. Возможно, это знак. Теперь нужно только известить Диаса.Он решительно поднял молоточек и резко стукнул по столу.— Заседание окончено, — объявил он. — Мы возобновим дискуссию завтра, в это же время.Мануэла быстро шагала по улочке, периодически тревожно оглядываясь. Узнал ли ее Талавера? Если да, то он никак этого не показал. Она пыталась успокоить себя, что, возможно, исповедник королевы был увлечен диспутом и в полумраке зала ее не разглядел. Как бы то ни было, она не могла рисковать и задерживаться там хоть на секунду.Мануэла шла, пока на площади Анайа не услышала, как кто-то ее окликает:— Донья Виверо!У нее сердце зашлось, она боялась обернуться. Вдруг это Талавера? Мануэла обреченно застыла, как статуя. Кто-то догонял ее бегом.— Донья Виверо! — повторил тот же голос. Собравшись с духом, она резко повернулась. И тут же расслабилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136