Если вы и вправду владеете сведениями, которые могут вывести нас из тупика, то умоляю вас, Мануэла, протяните нам руку.— А… если я откажусь?..— Какого ответа вы ждете? Что мы будем вас пытать? Подвергнем «испанской мечте» или sueno italiano, как в застенках Инквизиции? Вы ведь так не думаете, верно? Ни Сарраг, ни Эзра, и уж тем более я не станем вас мучить. Это я вам гарантирую.— У вас столько сомнений на мой счет, и все же вы решили поведать мне о Скрижали? Почему?— Потому что довериться, снять все защиты, отдаться кому-то на милость — единственный истинный способ сказать, что любишь.— Три дня, — пролепетала она, подавив всхлип.Он смотрел на нее с такой нежностью, что ей хотелось лишь прижаться к нему и все ему выложить как на духу.— Пойдемте, — проговорил он. — Вернемся на постоялый двор.Мануэла поднялась со скамьи, и тут ее что-то насторожило. Варгас смотрел куда-то в другой конец площади.Там, небрежно рассевшись на ступеньках у церкви, за ними наблюдал Мендоса, человек с птичьим лицом. Как давно он там?— Я уже видел этого человека, — глухо произнес Варгас.— Пошли отсюда.Но он словно не слышал.— Где же он мне попадался? Когда?— Пойдемте, прошу вас.Он неохотно подчинился, не спуская с Мендосы глаз.А тот — по крайней мере внешне — наблюдал за группой кавалеристов, несшихся во весь опор по дороге у крепостной стены.Сердце Мануэлы бешено колотилось. Присутствие агента Торквемады ее немного успокоило. Теперь ей хотя бы не придется долго ждать ответа королевы. А потом… Она знает, что ей делать потом. Она уедет. Вернется в Толедо и попытается пережить все это.Погрузившись в свои мысли, она не заметила, что францисканец остановился.— Вспомнил! В Саламанке! В тот день, когда был процесс Колона!— Не припоминаю…— Ну как же! Вы еще мне тогда объяснили, что он спрашивал дорогу.— Пойдемте! — взмолилась она. Лицо монаха вдруг окаменело.— Ждите здесь, — приказал он. — Я хочу удостовериться.— Но это глупо! Что вы хотите сделать?— Спросить у него.— О чем?— Нас уже один раз преследовали, и вы знаете, во что это нам обошлось. Этот тип в Теруэле не случайно.Она хотела схватить его и удержать, но Варгас уже направился к Мендосе.— Эй! Сеньор!Фамильяр Торквемады встал и широким шагом пошел прочь.— Стойте! — закричал францисканец.Мендоса ускорил шаг. Он почти бежал. Варгас наверняка устремился бы за ним, не схвати его Мануэла за руку.— Нет! Не делайте этого!— Вы знаете этого человека! — В его голосе звенели досада и гнев.Мануэла поникла. Всякая попытка отрицать была бы тщетной.— Пойдемте, — выдохнула она.— Не раньше, чем вы мне объясните!— Рафаэль… — Едва произнеся его имя, она осознала, что сделала это впервые. — Разве не вы буквально только что сказали, что не хотите меня мучить? Умоляю вас, не пытайтесь узнать большего…— Хорошо. Но ответьте хотя бы на один вопрос. Один-единственный. Нам грозит опасность?— Не думаю. Во всяком случае, не сейчас.— Не сейчас… Что означает…Мануэла прижала ладонь к губам францисканца.— Три дня…Он замер, растерянно глядя на нее.— Я опасаюсь худшего… — Рафаэль уставился прямо в глаза молодой женщины. — И если, паче чаяния, мои предчувствия окажутся верными… То храни вас тогда Бог. ГЛАВА 30 Что так неописуемо, как бездна? Что так недвижимо, как то, чего нет! Францисканский монастырь Де-Ла-Сальседа. Три дня спустя. Благодаря тени от часовни, падавшей на травяной газон, в проходе царила приятная прохлада, создавая подходящую атмосферу для размышлений. Под мрачными сводами аркады Эрнандо де Талавера, стоя перед своим другом Франсиско Хименесом де Сиснеросом, сложил руки, как в молитве.— Я уже и не знаю, — тихо проговорил он. — Действовать или пустить на самотек?— Выбор за вами, фра Талавера. На что вы надеялись, проделав весь этот путь из Толедо до Алькарии? Неужели вы действительно думали, что я смогу решить вашу дилемму?— Не решить дилемму, а ответить на вопрос: имеем ли мы право противиться помыслам Господним?Сиснерос машинально одернул рясу из грубой шерсти и поправил конопляную веревку на поясе.— Противиться Господним помыслам? Это еще нужно суметь…— И, тем не менее, именно это и попытается сделать наш брат Торквемада, если вдруг содержание сапфировой Скрижали опрокинет фундамент нашей веры.Францисканец еле уловимо улыбнулся:— А вы, брат Талавера, разве не уподобляетесь Торквемаде, пытаясь ему помешать? Кто из вас ошибается? Кто из вас прав? Вы считали и по-прежнему считаете, что нельзя крестить евреев толпами, полагая, что добровольное, а не насильственное крещение будет более фундаментальным и искренним. Это ваше право. Как и я позволил себе публично сжечь на площади четыре тысячи арабских книг, посчитав, что это один из способов избавить землю Испании от влияния ислама. — И решительно отрезал: — Лучше ошибиться, чем колебаться, если, конечно, это добросовестная ошибка.Талавера открыл было рот, собираясь возразить этому довольно странному афоризму… и промолчал. Ему был отлично знаком тяжелый характер францисканца, но он бесконечно уважал Сиснероса. Жесткость высказывания отражала личность Сиснероса, человека бескомпромиссного, лишенного гордыни, но до мозга костей преданного Богу и истине. Сиснерос родился пятьдесят один год назад в семье идальго из Торрелагуны, вассалов семейства Мендоса. Он изучал право в Саламанке, затем отправился в Рим, причем никто не знал ни зачем он туда поехал, ни с кем он там встречался.Талавера с ним познакомился по его возвращении из Рима, и между ними возникла братская привязанность. В ту бытность Сиснерос собирался сделать церковную карьеру, и в доказательство тому он сумел занять высокий пост в протоиерейском приходе Уседы вопреки сопротивлению не любившего его кардинала Карильо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136