— Дороги там нет, людей не видно, — подводится итог наблюдений.
Привычным оком Магрубет вглядывается в даль изо всех сил. С большим трудом он догадывается, что те две коричневые точки могут означать камни, но ни лисицы, ни дикого козла он не может различить. Это его очень впечатляет и повергает в размышления. «Кажется, я все могу лучше других, но всегда найдется кто-то, превосходящий меня хоть в самом малом», — думает он и долго разглядывает этих простоватых молодых волопасов.
Мысли его снова возвращаются к Масару, к старому Якову. Над тем, что его, Магрубета, хотят убить, он не особенно ломает голову. Возможно, той ночью старик Еше видел, что Магрубет хотел его зарубить, и поспешил наперед к Ефрону, чтобы предупредить события, исправить ошибку и убрать его. Возможно, что через Якова тянется рука из Египта, чтобы устранить последствия неудачной поездки тайных послов. Нет, не это занимает его мысли.
Он глядит на жалкую горстку своих спутников и презрительно усмехается: кто же из этих людишек может представлять для него угрозу?! Но Масар… Масар не дает ему покоя. Как, каким приемом он убил того парня? Любопытство воина гложет его. Сколько самых различных способов убийства знает он сам! Сколько самых различных способов! Сколько раз за свою жизнь еще с раннего детства ему приходилось их применять!
Вспоминается, как с несколькими мальчиками он приближается к огромному вражескому воину со щитом и копьем, стоящему на страже. Воин не обращает внимания на играющих полуголых малышей. У них даже нет ничего в руках. Подойдя локтей на тридцать, Магрубет снимает пояс, складывает его пополам, и вот из пращи камень летит прямо в лицо воину. Пока тот стоит, шатаясь, схватившись за лицо руками, еще несколько камней добивают его. Двенадцатилетний Магрубет закалывает упавшего воина его же копьем и убегает к своим. Ни шума, ни звона мечей. Вспоминается, как бежали из плена… Леонх и Магрубет со скалы бросаются одновременно на стражников, охраняющих выход из каменоломни. Те без крика и шума остаются сидеть неподвижно со сломанными шеями. Вспоминаются еще разные случаи, как можно поражать врага даже без оружия. Но Масар… Масар ведь думал, что убивает его, Магрубета! Он в полной уверенности, что сделал свое дело, даже не посмотрел в лицо тому, кого он убил, а повернулся преспокойно на бок и уснул до утра! Да, горькое разочарование ожидало его утром… Но не надо подавать вида. Сейчас нельзя спуг-нуть Масара. Пусть он не теряет привычной уверенности. Если до ночлега он не обнаружит себя в какой-нибудь новой попытке убить Магрубета, то ночью снова попытается применить свой способ. Пока же не следует спускать с него глаз, постараться держать его к себе поближе.
Постепенно получилось так, что распоряжаться походом начал Магрубет. Ефрон все больше растерянно суетился, видя, что Масар усиленно заискивает перед Магрубетом. Старик сам стал лезть к нему за советом по любому пустяку, а затем принялся, как эхо, повторять за ним все его команды.
Магрубет решил увеличить скорость движения. Путники предпочитали молчать и повиноваться. Скоро обоз пошел так быстро, что каждому пришлось встать на свое место и заниматься лишь прямыми обязанностями. Тащиться не спеша и беседовать, разбившись на группки, стало невозможно.
Магрубет шел легким шагом с беззаботной улыбкой, словно на праздной прогулке. Он завел вежливый разговор с Масаром, не отпуская его ни на минуту, идя рядом и заглядывая в лицо. Как он и ожидал, через час Масар стал выдыхаться. Магрубет по-прежнему шагал рядом, сыпал словами, на лице ни одной капли пота, а Масар, весь взмокший, задыхающийся, едва успевал цепляться за нить разговора.
По неписаному кочевому закону, если вожак не сбавляет шага, то и всем остальным — смертный позор просить отдыха. К концу второго часа этого марша Масар походил на гнилой персик. Лицо его посерело, глаза вылезали из орбит, живот ходил ходуном, но, самое главное, его физиономия, его клоунская маска словно размокла от пота и сползла совсем. В глазах было мучение и временами проблескивала дикая злоба. Теперь Магрубет начинал постигать его. Это, по-видимому, был выученик жрецов, может быть, даже судья, честолюбивый, жестокий до крайности, наслаждающийся пытками, но избегающий марать руки и прилагать собственные усилия. Всеведущий в человеческих слабостях и пороках, он сам, наверное, был любителем мальчиков или скотоложцем. Так думал Магрубет, но не подавал ни малейшего вида. Сама простота, солдатская грубость, доверчивость и радушие являлись в его облике. Но мысли его были холодны, остры и жестоки. Теперь он знал, кто перед ним, и решил вступить с ним в схватку на его же подлых условиях.
На третий час изнуряющего перехода Ефрон, сидящий в последней повозке, стал махать Маг-рубету рукой, чтоб просить дать всем отдых. Магрубет с таким видом, словно его удерживают, когда он только собрался побежать, изобразив на лице как бы недовольство, дал сигнал остановиться.
Лошади были взмылены, люди тяжело дышали, а он ходил легкой походкой из конца в конец каравана и с удивлением осведомлялся, отчего это все так устали. Он был бодр и свеж и долго даже не хотел усаживаться для отдыха. Некоторые, знающие толк в походах и, может быть, из военных, переглядывались, удивленно покачивая головой и прикусив язык. Такого повелителя им еще не приходилось видеть. Небрежно постукивая прутиком по ноге, Магрубет сидел в позе присевшего на минутку и принимал с благосклонностью изъявления добровольной услужливости от нескольких человек сразу, когда раздавали воду и пищу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70