– Не беспокойтесь, Александр Артемьич, уж я ему такого наговорю!..
Возницын не сомневался в этих способностях Афоньки.
На следующий день Возницын встал пораньше, чтобы привести горницу в нужный вид. Он разбросал на полке, расставленные в определенном порядке, книги, швырнул под лавку портупею и шпагу, велел Афоньке замусорить чем-либо всегда чистый пол. Затем Возницын надел старый афонькин кожух и шапку с ушами, а на ноги огромные истрепанные Парфеновы лапти, выброшенные за ветхостью в сени. И, взяв книгу, сидел, готовый при первой тревоге плюхнуться на кровать – притвориться пребывающим в сугубой иппохондрии.
День прождали напрасно – майор не явился.
На следующее утро, позавтракав, пришлось, к сожалению, повторить маскарад. Небритый, взлохмаченный, Возницын лег на кровать, упершись расхлестанными лаптями в кирпичи печки, и читал «Краткие нравоучительные повести».
Афонька, целое утро проклинавший майора, не соизволившего вчера притти, выбежал на улицу поглядеть, не идет ли.
Возницын лежал и читал Аристотелевы разговоры:

«Всякое учение принимать досадно: а научась на свою красоту употребляти, и к общему благу, вещь есть зело благоприятна.
Вопрошен, чтим разнится умный от глупого, отвеща: яко живый от мертваго…»
Скрипнула дверь, и в горницу кто-то тихонько вошел.
Возницын испуганно сунул книгу под сенник и оглянулся. У порога, с удивлением осматривая всю неряшливую обстановку и небритого, по-холопски одетого брата, стояла Матрена Артемьевна.
Возницына давил смех. Он представил себе, что думает сейчас Матреша, так любящая чистоту и порядок, глядя на замусоренный пол, на сапог, стоящий на подоконнике, на грязную тряпку, которая лежала на столе рядом с чашкой кислой капусты и ломтем черствого хлеба.
– Здравствуй, Саша! Что с тобой, ты болен? – спросила она, несмело приближаясь к постели.
– Нет, я здоров, – ответил Возницын, глядя в потолок и сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Надо поменьше говорить, – соображал он.
Матреша стояла, разглядывая брата.
«Долго она так будет стоять? – думал Возницын: – Уставилась!»
Матрена Артемьевна потопталась на одном месте и еще раз спросила:
– А где ж Афонька?
Возницын повернулся к ней и, улыбаясь, ответил:
– Паучок вон! – и указал пальцем в дальний угол. Матрена Артемьевна испуганно оглянулась и вышла из горницы.
В сенях ее чуть не сшиб с ног Афонька.
– Осторожнее, дуралей! Глядеть надо! – строго прикрикнула Матрена Артемьевна, останавливая Афоньку: – Ты чего носишься, как угорелый?
– Простите, матушка-барыня! Я… я… – запыхавшись, говорил Афонька. – Доктор идет! – выпалил он, живо сообразив по лицу Матрены Артемьевны, что, пожалуй, лучше будет, ежели он произведет майора в лекари. – Из Военной Коллегии, доктор!
– А что барин – болен?
– Хвор совсем!
– Что ж с ним?
– В речи запинается, беспамятства находят, – отвечал он так как учил Возницын.
– А почему у вас в горнице грязно? Почему ты не подметешь пол? Коли барин хвор, так ты и рад, что тебе можно ничего не делать!
– Да как же, барыня, подметать? Не велит! Чуть увидит метлу – дерется! – говорил, не моргнув глазом, Афонька.
В это время в сени вкатился коротенький, тучный майор.
– Холоп, здесь, что ли, квартирует капитан-лейтенант Возницын?
– Так точно, здесь! – нарочно громко, чтобы услышал Возницын, крикнул Афонька: – Пожалуйте!
И он широко распахнул дверь.
Майор шагнул в горницу. Следом за ним вошла Матрена Артемьевна.
У Возницына заколотилось сердце. Только бы выдержать, не показать виду, что – здоров! Он лежал, не глядя на вошедших.
– Капитан-лейтенант Возницын? – спросил, подходя к кровати, майор.
Возницын медленно повернул голову.
– Ну коли и капитан, так что? – ответил он.
– Как здоровье, батюшка? – бодро спросил майор.
Возницын дотронулся до головы.
– Голова болит. От треуголки.
– Тэкс, тэкс, – сказал майор, расхаживая по горнице.
– А что у вас так грязно?
– Так теплее, не дует. У меня лихорадка. Фебрис. Я в низовом походе с блаженной и вечнодостойной памяти императором Петром первым… – начал он и умолк, отведя глаза в угол.
Майор оглянулся и только теперь увидел Матрену Артемьевну.
– А вы кто будете? Супруга?
– Нет. Я его сестра. Вдова контр-адмирала Ивана Синявина.
Майор учтиво поклонился.
– Я здесь не живу. Пришла проведать брата. Выйдемте, господин доктор, поговорим!
Они вышли из горницы.
Возницын лежал, зажав рот рукой.
– Неужели поверили? Хорошо, что Матреша подоспела! Она ему наговорит!
Как Возницын ни прислушивался, он не мог разобрать, о чем говорят в сенях. Только доносился звонкий афонькин голос:
– Дерется, ваше благородие! Непорядочно бегает и дерется! К нам приходил полицейский сержант – искали в слободах каких-то беглых. Вошли к барину. Так их благородие схватил клинок да к сержанту. Насилу отняли!
– Молодец, Афонька! Ловко ввернул про сержанта! – восхищался Возницын.
Голоса в сенях стихли.
Через минуту в горницу вбежал радостный Афонька.
– Ушли! Слава те, господи! Вставайте, барин! Все хорошо. Этот толстый дурак всему поверил. Как помянул я про шпагу, так он – давай бог ноги!.. – хохотал Афонька. – Сбрасывайте лапти, да выйдете в сени – надо вымести. Два дни не метено – ишь какая грязь!..
– Афонька, друг ты мой, а что ж сестрица плела? – спросил Возницын, вставая с кровати.
– Матрена Артемьевна не хуже меня наговорила! Хватит вам! Вот кстати пришла в гости! Третьеводни встретила меня на Зеленом мосту – узнала, где живем…
– Да что говорила-то? – допытывался Возницын.
– Говорила: это у него с детства! С детства, говорит, непутевый был, все не так делал, как люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109