Она говорила кому-то:
– Им поноровку дашь – совсем ничего делать не станут! Надобно стегать!

* * *
Они уже кончили купаться, когда по мосту кто-то проехал.
– К нам, верно, – сказал Андрюша, прислушиваясь.
На дворе залаяли кобели. Зазвенело рыскало у житных амбаров.
– К нам!
– Кто же это так спозаранку? – догадывался Возницын.
Они стали одеваться.
Уже подходя к дому, издали услышали знакомый раскатистый смех.
– Ах, это вон кто! Князь Масальский пожаловал, – узнал Андрюша. – Ну, с чем хорошим приехал? – спросил он, входя в столовую горницу.
– Всякого много: и худого и хорошего. Сидите тут, а не знаете, что царица умерла!
– Когда? – в один голос спросили Возницын и Андрюша.
– В прошлую субботу.
– Царство небесное, вечный покой! – с трудом выжимая притворную слезу, закрестилась Настасья Филатовна.
– В Москве уже присягали Петру второму!
– Он же еще младенец, – сказала Ирина Леонтьевна.
– Хорош младенец – четырнадцать лет, выше Андрюши, – улыбнулся князь Масальский.
– А ты чего, князь, весел? – спросил Андрюша.
Масальский нахмурился, напустил на себя минутную серьезность и сказал:
– Теперь наверняка в кавалергарды попадем. Теперь для коронации будут набирать. Вчера из Питербурха Митька Блудов приехал. Говорит, здесь мы не засидимся – живо вытребуют в Санкт-Питербурх! А с флотом – прощай флот! Поплавали!
– Меня в кавалергарды не возьмут, – сказал Андрюша, садясь.
– Почему так? Что ты, хуже других? – встрепенулась Ирина Леонтьевна.
– Не хуже, а ростом мал. В кавалергарды берут таких, как они, – кивнул он на товарищей.
– А ты откуда знаешь? – спросил Возницын.
– Да ведь взяли ж Горсткина, Сукина, Елизарова, – правофланговые первой роты, а я…
– Ну это еще неизвестно, – поддержал князь Масальский. – За один рост брать не станут! Сына какого-либо мелкопоместного аль приказного, будь он хоть как покойный царь Петр, – не возьмут! Берут ведь только из знатного шляхетства.
– Вот и я ж говорю, – вмешалась Ирина Леонтьевна.
– Обмундирование надо самому строить. Это больших денег стоит. Ух, и красивый же мундир! – закрутил от восторга головой Масальский. – Знаете, Аленушка, тут – алое, тут – зеленое и кругом золото!
– Да ничего особенного, – махнул рукой Андрюша. – Кафтан обыкновенный, зеленого сукна…
– А обшлага разрезные, алого цвету и по борту золотой галун, – прибавил князь Масальский.
– Камзол алый, – продолжал безо всякого воодушевления описывать Андрюша: – Да сверху этот, как его… супервест. Вот и все.
– А что это такое? – улыбнулась Алена, не запомнив, как выговаривается это мудреное слово.
– Супервест? Это сверху кафтана надевается, – словоохотливо подхватил князь Масальский. – Из алого сукна. На нем спереди вышита серебряная звезда Андрея-первозванного, а сзади черным шелком…
– Погоди, – перебил его Андрюша: – Что же Митька Блудов сказывал?
– Митька очень торопился домой. Ехал пыльный, усталый. Завтра, говорит, приезжайте в Москву, расскажу все подробно!
– Поедем, Андрюша, в Москву, разведаем, – сказал Возницын, которого не прельщали ни красивая форма, ни служба в кавалергардах.
Ему хотелось поскорее узнать, нет ли какого известия от Софьи.
– Что ж, позавтракаем и поедем, – ответил Андрюша.
IV
– Как дунул ветер с норда – у них он называется «верховой», так мы свету божьего не взвидели. На «Принцессе Анне» от великого ветра поломало стеньги и саленги, а мою посудину так раскачало, что борты от палубы отставали… – говорил князь Масальский, по обыкновению один завладевший разговором.
Возницын сидел, не принимая участия в беседе – он думал о своем.
Оказалось, что он напрасно спешил в Москву: никаких вестей от Софьи не было. (Возницын нарочно оставил Афанасия в своем московском доме – Афонька знал в лицо Софью).
– Что такое случилось? – недоумевал Возницын. – Неужели Мишуков остался в Астрахани еще на год?
Откуда-то вынырнула ехидная мысль:
«Забыла! Разлюбила!»
«Не может быть: года не прошло и уже забыла, – успокаивал себя Возницын. – А если Афонька, чорт лупоглазый, прозевал – не был в то время дома, как приходила Софья?»
Возницын встал и вышел из палаты на крыльцо.
На лавочке возле дома сидел Афанасий. Он посвистывал, дразня индюка, а тот наливался кровью от злости и в ответ горячо бранился своей неразборчивой скороговоркой.
– Афанасий, скажи по правде, ты дома не очень-то сидишь? Все, я чай, по базарам бегаешь, или в кабаке, в «Скачке» лясы точишь, а?
Афанасий вытаращил свои бесцветные голубые глаза и обиженно ответил:
– Господь с вами, Александр Артемьич, куды я хожу? Спросите хоть у клюшника Кирилла, аль у стряпухи! Да я…
– Ну, ладно уж! – махнул рукой Возницын. – Поди к ключнику, возьми у него денег и сбегай принеси еще четверть пива да фунт водки!
Афанасий сорвался с места, обрадованный, что допрос окончен.
А Возницын остался стоять на крыльце. В палату, где шумели подвыпившие гости, возвращаться не хотелось.
Приехав втроем с Андрюшей и князем Масальским в Москву, они разыскали Митьку Блудова – любопытно было порасспросить его о наборе из флота в кавалергарды. Но, как водится, князь Масальский по пути к возницынскому дому встретил какого-то знакомого драгуна и назвал его на чужое угощение, несмотря на то что Андрюша ткнул его в бок и зашептал:
– Зачем тебе драгун? Незнамо, какой человек!
В другой раз Возницын не обратил бы на это внимания, но сегодня ему было неприятно.
– Что у меня фартина для них, что ли? – злился он.
Оттого сейчас не хотелось возвращаться назад в палату, где шумели гости и в пьяном кураже продолжал разглагольствовать востроносый князь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109