Из сумки его, притороченные, свисали окровавленные останки воробья.— Слава Иисусу Христу! — поклонился Слимак, срывая с головы шапку.— Добрый день, гражданин! — ответил стрелок, приподнимая бархатный картузик.— Эх, красота-ружье! — вздохнул Ендрек.Панич поправил пенсне и внимательно поглядел на мальчика.— Понравилось, а? — спросил он. — Это не ты ли мне вчера подал картуз?— Я самый, а вы, пан, ехали верхом и без ружья.— Значит, я твой должник! — воскликнул панич, доставая из кармана кошелек. — Возьми-ка, — сказал он и протянул мальчику серебряную монету. — А это твой отец?.. Тот, что вчера хотел отстегать тебя кнутом?..Мужик поклонился до земли.— Гражданин! — сказал панич обиженным тоном. — Если ты хочешь, чтобы у нас с тобой сохранились дружеские отношения, не кланяйся мне так низко и надень шапку. Пора забыть эти пережитки рабства, которые и нам и вам приносят одни неприятности. Надень шапку, гражданин, прошу тебя…Слимак оторопел и вконец растерялся; он хотел было исполнить приказание, но рука отказалась ему повиноваться.— Совестно мне при господах в шапке стоять, — пробормотал он.— Брось ты дурить! — прикрикнул на него панич.Он вырвал шапку из руки Слимака, насильно нахлобучил ему на голову, а затем то же самое проделал и с оробевшим Стасеком.«Вот холера!» — подумал мужик, решительно не понимая демократических настроений панича.— Вы что, в имение идете? — спросил охотник, закидывая ружье за плечо.— В имение, панич.— По какому-нибудь делу к моему зятю?Мужик опять хотел поклониться в ноги, но панич удержал его.— А какое у вас дело?— Хотел просить милости у пана: сдать нам в аренду вон тот лужок, что лежит меж рекой и моим хуторком.— Зачем он вам?— Вчера мы с моей бабой сторговали корову, да боимся, что кормов для нее не хватит, вот и хотим просить милости…— А много у вас скота?— Всего-то пять голов божьих тварей: стало быть, две лошади да три коровы, — да еще свиньи.— А земли у вас много?— Какое там много, панич! Еле-еле десять моргов, и то из года в год все меньше родит, — вздохнул мужик.— Потому что вы не умеете хозяйничать, — сказал панич. — Десять моргов земли, любезный, — это огромное состояние! За границей на таком участке живет с удобствами несколько семейств, а у нас и на одно не хватает. Что ж удивительного: ведь вы сеете одну рожь…— А что сеять, панич, раз пшеница не родится?— Овощи, приятель, вот настоящее дело! Под Варшавой огородники платят за аренду по нескольку десятков рублей за морг и, несмотря на это, прекрасно живут.Слимак грустно понурил голову, но сердце у него так и кипело: слушая доводы панича, он пришел к заключению, что или ему вовсе не сдадут луг в аренду, раз у него уже есть десять моргов, или заставят платить несколько десятков рублей за морг. А то зачем стал бы панич рассказывать про все эти чудеса, если бы не хотел ему внушить, что у него и так чересчур много земли, а потому он должен дороже платить за аренду?Они подошли к воротам.— Я вижу, сестра в саду, — сказал панич, — вероятно, там же и зять. Я пойду попрошу его уладить ваше дело. До свидания.Мужик поклонился до земли, но одновременно подумал:«Холера бы тебя взяла, и за что ты на меня взъелся! Вчера к моей бабе приставал, малого подстрекал, нынче мне как будто кланяться не велит, а сам этакие деньги хочет содрать за луг! Ох, чуяло мое сердце, что не к добру я его встретил».Из дома донеслись звуки органа.— Тятенька, играют!.. Где это играют? — закричал Стасек.— Верно, пан играет.И действительно, хозяин дома играл на американском органе. Крестьяне внимательно слушали непонятную им, но прекрасную музыку. У Стасека раскраснелось лицо, он весь дрожал от волнения. Ендрек присмирел, а Слимак снял шапку и стал читать молитву, прося бога смилостивиться над ним и защитить от ненависти панича, которому он, ей-ей, не сделал ничего худого.Орган умолк. Как раз в это время панич встретил в саду сестру и оживленно начал ей что-то рассказывать.— На меня наговаривает, — пробормотал мужик.— Гляньте-ка, тятенька, — начал Ендрек, — пани-то как на шершня смахивает! Вся желтая, в черную крапинку, в поясе тонкая, а в боках толстая. А так ничего — красивая пани.— Похуже всякого шершня этот подлец на желтых ногах, хоть он и тонкий, как жердь, — ответил отец.— А чем он плох? Он мне денежку дал. Вот что дурак он — это пожалуй, но, как видно, добрый пан.— Ничего, отберут они еще свою денежку.Между тем панич, изложив сестре дело Слимака, стал ее отчитывать.— Меня поражают, — разглагольствовал он, — черты рабства, которые я вижу в народе. Этот несчастный неспособен разговаривать, не сняв шапку с головы, к тому же он до того растерян и запуган, что мне просто жалко смотреть на него. Он мне на весь день испортил настроение.— Но чем же я виновата и что я должна делать? — спросила пани.— Подойти к ним ближе, добиться, чтобы они тебя не боялись…— Ты просто неподражаем, — ответила она, пожав плечами. — Прошлой осенью я устроила праздник для детей наших батраков именно затем, чтобы они меня не боялись, и на другой же день они переломали у меня все персики. Ближе к ним подойти?.. Я и это делала. Однажды я зашла в хату, где лежал больной ребенок, и за один час так пропиталась всякими запахами, что мне пришлось почти новое платье отдать горничной. Нет, благодарю за такое миссионерство…Оживленно беседуя по-французски, они подошли к ограде, у которой стоял мужик.— По крайней мере для него ты должна что-нибудь сделать, — сказал панич, — он мне очень нравится.Пани поднесла к глазам лорнетку.— Ах, это Слимак! — воскликнула она. — Limacon. Limасоn — по-французски «улитка», slimak (слимак) — по-польски значит то же самое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79