В воздухе, напоенном пьянящим ароматом, гремел разноголосый птичий хор; жужжали пчелы и стрекотали кузнечики.— А это настоящее гнездо? — горя от любопытства, спросила девочка.— Конечно.— И там есть маленькие птички?— А ты как думаешь?.. Наверно…В одном из кустов что-то зашелестело.— Может, это здесь? — не унималась Антося. — Может, ты забыл?Ясь вместо ответа с важным видом помотал головой.Наконец дошли до клумбы в конце сада. Ясь остановился, встал на колени и, осторожно отгибая ветки, прошептал:— Тише!..Антося опустила головку и приложила палец к губам.— Видишь? — спросил Ясь.— Вижу, — ответила она, — но не знаю где…Ясь показал пальцем.— Ах!.. — воскликнула она в восхищенье.На расстоянии локтя от Антоси, прямо на земле, лежало серое гнездышко, круглое и гладкое, словно отлитое. Внутри был вогнутый матрасик из конского волоса и пуха, а на нем — маленький птенчик: красный, без перьев. У него были затянутые пленкой, но выпуклые большие глаза, и еще больший животик. Услышав шорох, птенец поднял головку, а желтый клювик раскрыл так широко, словно хотел проглотить Антосю.— Есть просит! — заметил Ясь.В эту минуту на ветку — прямо над головами детей — села уже взрослая птичка. Она несколько раз пошевелила хвостиком, поглядела на непрошеных гостей сперва правым глазом, потом левым и жалобно запищала.— Отойдем, — сказал Ясь. — Мать пришла его кормить.Антося возвращалась домой в глубокой задумчивости; несколько часов спустя она спросила:— Ясь! Нельзя ли показать гнездо Мане?— Ну нет!— И Юзеку тоже нельзя?— Само собой! Юзек сразу разорит гнездо.Антося действительно сохранила тайну, но, к несчастью, решила позаботиться о птенчике. Под вечер, ничего не сказав Ясю, она взяла горсть хлебных крошек и щедро накормила ими маленького голыша. А когда на следующий день дети пришли его навестить, бедный птенчик уже не дышал.— Ах, Антося! — сказал Ясь. — Это, верно, ты виновата?Девочка залилась слезами.Ясь взял в руку мертвого птенца — он был какой-то сморщенный и холодный — и прошептал:— Чем же ты провинился, бедняжка!..На глаза его навернулись слезы.— Не говори так, Ясь! — попросила огорченная девочка и потом поспешно добавила: — Зато мы можем устроить ему похороны…— Что ему с того?— Я уложу его в колыбельку, в ту, которую ты мне подарил для куклы… ты сделаешь ему крестик…— Перестань! — прервал ее Ясь. — Подумай лучше о том, что нам будет за это.— Да ведь никто не знает…— Не беспокойся! Господь бог хорошо знает, он еще накажет меня за то, что я показал тебе гнездо…Дети вернулись домой очень сосредоточенные и серьезные. Ясю все казалось, что следом за ним кто-то идет, а Антосе — будто лица у всех угрюмые и сердитые. Бедняжка не выдержала, доверила свою печаль Мане. Мане тайна также стала в тягость, и она шепнула о ней Юзю, который с громким смехом рассказал об этом всем. Тотчас подтвердились дурные предчувствия Яся, ибо пан Анзельм, услышав, о чем идет речь, страшно рассердился, затопал ногами, велел принести топор, пригрозив отсечь детям головы, и в конце концов — поставил их в угол. IV. Ясь с матерью едут на свои хлеба После дождя наступает ясная погода, после ночи — день, после огорчений — радость, после труда — отдых, после богатства — бедность. Все это, видно, зависит от круговращения земли, как говорил мой дядя, человек большого сердца и философического ума.Так что, друг мой, если у тебя неприятности, радуйся: ибо это верный признак, что вскоре все будет хорошо. Печалься скорей тогда, когда ты совершенно счастлив, потому что на свете нет ничего прочного! Это, в свою очередь, мнение моей бабки, благочестивой женщины, которая многое в жизни испытала, — ба! — видела самого Наполеона…Я не собираюсь нарушать ваш покой, о вы, мирно спящие в далеких могилах! Хочу лишь заявить во всеуслышание: я не из тех, кто, как трусливый слуга, зарывает в землю вдовьи гроши, оставленные ей вами на пропитание.Пани Винцентова слишком долго была счастлива, — почти целых три года. И вот счастье отвернулось от нее.Экономическая система пана Анзельма, опиравшаяся на чтение передовых статей, принесла плачевные результаты. Долги росли, доходы уменьшались, и в конце концов благородный весельчак, желая рассчитаться с кредиторами и оставить детям честное имя, продал свое поместье и взял в аренду несколько десятков гектаров.Печальные были это дни, когда из старой усадьбы, построенной еще дедом пана Анзельма, стали выносить и увозить вещи к месту нового жительства. Не проходило и часу без какого-либо события. Вот опустела гостиная, вот пан Анзельм уплатил своей гувернантке последнее жалованье, вот упросил ее взять горшочек масла, небольшой запас муки, крупы.О, если бы вы знали, как у бедняжки сжималось сердце, когда она принимала эти прощальные подарки!..Наконец отъехала последняя подвода. За ней двинулись два вола, непрерывно шевелившие губами, и дворовые псы, — одного из них пришлось даже засунуть в мешок, до того не хотелось ему уходить отсюда. На фольварке появились чужие люди, а к крыльцу подкатили большая неуклюжая карета и бричка. После многократного прощания изгнанники стали рассаживаться. Юзек вскочил на козлы, три девочки разместились на переднем сиденье кареты, а напротив них — пан Анзельм и его супруга со вторым томом новейшего романа, который она не успела дочитать в старом доме.В бричку сели пани Винцентова с Ясем.Кучер уже щелкнул кнутом, и лошади тронулись, как вдруг пан Анзельм закричал:— Эй, постойте-ка!..Он выпрыгнул из кареты и вбежал обратно в пустой дом. Мгновение спустя его увидели в конторе, потом в детской, в гостиной. Он словно чего-то искал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31