Вы обидите собственных детей! — предостерегала какая-то родственница.Пан Кароль слушал, молчал и обливался потом, особенно, когда жена в присутствии лиц, пользовавшихся особым доверием, принималась описывать трогательную церемонию усыновления.Две-три недели спустя их навестил домашний врач; он нашел, что в детской слишком тесно и одного из троих следует оттуда выселить. В первый момент пан Кароль хотел было перевести в гардеробную Эдека. Но как раз наступил период экзаменов, Эдек с Тадеком должны были вместе заниматься, и в гардеробную перевели Яся.Для Яся это переселение было истинным счастьем. Отныне он мог большую часть дня проводить в уединении и не торчать на глазах у людей, к которым испытывал большое уважение и благодарность, но которые стесняли и пугали его. Он не умел сидеть на изящных стульях, не умел ходить по навощенному паркету, на коврах у него то и дело заплетались ноги; он постоянно что-нибудь опрокидывал, а то и разбивал. Прислуга не знала, как к нему обращаться, а он — как ему называть пана Кароля и его жену. Перед гостями он робел, за едой терял аппетит. Одним словом, всяческие проявления доброжелательности только угнетали бедного сироту. Он не знал, как себя вести, и дичился все более и более. Хозяева дома неоднократно выражали удивление по поводу того, что мальчик его возраста так рассеян и угрюм и что в самых ничтожных делах невозможно воспользоваться его услугами.Однажды к пану Каролю пришел его знакомый, человек иронического склада, видевший все в черном свете.— Что это?! — воскликнул гость. — Небо, по слухам, подарило тебе третьего сына.— Ну да! — кисло улыбнувшись, ответил пан Кароль.— В городе поговаривают, что этот красивый парень очень похож на тебя…Пан Кароль покраснел от возмущения.— Ты бы мог и не повторять такой вздор! — заметил он пессимисту.Наступила минутная пауза; гость закурил сигару и снова заговорил:— Милосердие, мой друг, дело хорошее, но все хорошо в меру. В том, что ты взял мальчика, нет ничего дурного, но вот баловать его нет никакого смысла. В конце концов парень забудет, что он сирота и обязан сам о себе заботиться.— Что же мне делать? — прервал его пан Кароль.— Обучить его ремеслу! — ответил гость. — Если хочешь, я могу рекомендовать тебе замечательного портного…Мысль эта, безотносительно к тому, каким образом она была преподана, понравилась пану Каролю. Вечером он сказал жене:— Знаешь, Маня, следовало бы подумать о будущем нашего воспитанника.— И я так считаю, — подхватила пани.— Он беден, за вещи его матери удалось выручить всего несколько десятков рублей. С другой стороны, нашей стране нужны способные ремесленники.Пани даже хлопнула в ладошки.— Отличный план! — воскликнула она.— Отдадим его почтенному мастеру, — продолжал он, — договоримся с учителем, по праздникам будем его принимать у себя. Мальчик получит специальность, поотешется, а когда вырастет и станет порядочным человеком, мы откроем для него мастерскую…— Чудесно!.. восхитительно… — поддакивала пани.— Когда-нибудь нам приятно будет сознавать, что мы дали обществу полезную единицу…— Ну конечно же!.. Конечно!..— Только вот что… — добавил пан. — Ясь еще слишком молод, и придется ему некоторое время пожить у нас.Ничего не сказав по этому поводу, пани спросила немного погодя:— Какому ремеслу хочешь ты его обучить?— Я… я думаю — портновскому.Супруги переглянулись. Пан Кароль знал, что, по мнению его жены, профессия портного — одна из самых презренных в мире, а пани вспомнила в эту минуту церемонию усыновления. Однако оба промолчали и с тех пор избегали разговоров о Ясе.Как раз к этому времени какая-то газета выдвинула проект создания ремесленных мастерских для женщин. Душа пана Кароля, как заряженная бомба, была начинена готовностью к жертвам и новым благородным деяниям. Легко понять, что статья о мастерских для женщин оказала действие зажженного фитиля, и пан Кароль взорвался. С этой минуты мысль достойного филантропа была целиком поглощена мастерскими для женщин. Он сразу же вступил в переписку с близкими по типу учреждениями за границей, по целым дням сочинял устав мастерской, наносил визиты влиятельным лицам, а в его собственном доме без конца устраивались заседания, в которых участвовало множество людей, хотя и незнакомых, но зато весьма разумных и превыше всего ценивших общее благо.Эта великая идея так нераздельно овладела паном Каролем, что он даже не огорчился, когда узнал, что одного из его сыновей собираются оставить на второй год. Услышав от жены эту новость, пан Кароль пожал плечами и, в свою очередь, сообщил ей, что дает две тысячи рублей на организацию мастерской для женщин.К тому времени сердце филантропа стало все живее восставать против Яся. Мальчик ему надоел. Во-первых, мог ли пан Кароль, думавший о том, как осчастливить три миллиона женщин, одновременно заниматься судьбой одного ребенка? Во-вторых, вопросы жены, все допытывавшейся — что будет с Ясем?.. — мешали пану Каролю обдумывать более широкие планы. И, в-третьих, самый вид Яся вызывал истинные укоры совести. Вечно он чего-то боялся, всем уступал дорогу, всегда рвался услужить другим, но как неловко… Пан Кароль был душевно благодарен жене, если не видел Яся за обедом или за чаем. Едва этот мальчишка попадался ему на глаза, как приемный отец вспоминал злосчастную церемонию усыновления и слова:«Ясь! Будь моим сыном».«Ясь! Будь нам братом».Между тем Ясем овладевало отчаяние. Целыми днями ему нечего было делать, а играть с мальчиками он не отваживался. Он охотно согласился бы чистить башмаки своим «братцам», но никто ему этого не разрешал, — что ни говори, а он считался приемным сыном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31